— А этот не очухается? — спросилСкорик про икающего Будочника — не из опасения, а чтоб время потянуть. Можнобыло пока перед самим собой прикинуться, что Смерть у стенки просто так сидит:не мёртвая, а спит или, к примеру сказать, в обмороке.

— Не очухается. Это был удар “к-коготьдракона”, он смертелен.

Вот Эраст Петрович встал, двинулся к сидящейдеве, протянул ей руку.

Сенька всхлипнул, приготовился. Сейчас инженервскрикнет.

А Смерть оказалась никакая не мёртвая. Вдругвзяла, открыла огромные, сияющие глаза, посмотрела снизу вверх на ЭрастаПетровича и улыбнулась.

— Что… Что с вами? — испуганноспросил он.

Опустился на корточки, отвёл её пальцы и —правильно Сенька угадал — вскрикнул.

— Зачем вы, зачем? — забормоталгосподин Неймлес, разрывая на ней платье и нижнюю рубашку. — У меня всебыло рассчитано! Маса заранее разобрал завал, сидел в засаде и только ждалсигнала! О Господи… — застонал он, увидев чёрный разрез пониже левойгруди.

— Я знаю, ты и без меня бысправился, — прошептала Смерть. — Ты сильный…

— Тогда зачем, з-зачем? —прерывающимся голосом спросил он.

— Чтобы ты жил. Нельзя тебе со мной…Теперь ты вечный, ничем тебя не возьмёшь. Я, твоя Смерть, умерла…

И закрыла глаза.

Эраст Петрович снова вскрикнул, ещё громче,чем в прошлый раз, а Сенька заревел.

Но она не умерла. Все-таки недаром её передтем как Смертью наречь, звали Живой, спроста такие клички не дают.

Она ещё долго потом жила. Может, целый час.Дышала, даже раз легонько улыбнулась, но говорить не говорила и глаз неоткрывала. А потом дышать перестала.

Красивая какая, думал Сенька. А в гробу, еслис лица грязь-пыль смыть да волосы расчесать, да цветами уложить (тут нуженфлёрдоранж, который означает “чистота”, и ещё веточки тиса, “вечнаялюбовь”) — вообще заглядение будет. Заберут её отец-мать, потому что ихнееправо, и закопают её в сыру землю, и поставят сверху белокаменный крест, и вырежутна нем как её там раньше звали, а пониже припишут: “Здесь похоронена Смерть”.

Как взяли старт, так и гнали по шоссечетырнадцать часов без передышки, не сговаривались. Почти триста вёрстпромчали, только два раза топливо из бидона в бак подлили. За весь путь междушофэром и ассистентом не было сказано ни слова. Сенька делал, чего полагалось:дудел в клаксон, махал флажком, на крутых поворотах свешивался через дверцу,смотрел, не разболтались ли колёса. Ещё ассистенту полагалось следить по картеза маршрутом, но это у Скорика получалось плохо. Только наклонит голову, исразу нос течёт, из глаз солёная вода капает, в горле ком. Карты от слез невидать, одни цветные пятна. А если вдаль глядеть, чтоб ветер раздувал волосы,тогда ничего, глаза и щеки высыхали быстро.

Плакал ли господин Неймлес, было непонятно,потому что у инженера под очками-консервами лицо почти не просматривалось. Губыу него все время были крепко сжатые, но уголок рта вроде бы подрагивал.

А сразу за Вязьмой на переднем колесе треснулацельнолитая шина. Делать нечего — пришлось толкать трипед обратно до города,ведь не поедешь на двух колёсах, чай не велосипед.

Запасные шины, как и все прочие запасныедетали, ехали в конном экипаже, вместе с Масой и его спутницей. Каретадавным-давно отстала от “Ковра-самолёта”. Хорошо если завтра к вечеру в Вязьмуприкатит. Посему, хочешь не хочешь, пришлось устроить ночёвку с днёвкой. Этотоже решилось само собой, опять-таки без слов. Ужинать спортсмэны не захотели,разошлись по комнатам спать.

Утром Сенька вышел из гостиницы, шуганулместных пацанов, чтоб не тёрлись возле аппарата, на ихние дурацкие вопросыотвечать не стал, не то было настроение. Пошёл на станцию за московскойгазетой.

Ну-ка, пропечатали иль нет? Он сразу развернул“Ведомости” на пятой странице, где про театры и спорт.

Пропечатали, куда им деваться.

Старт состоялся

Невзирая на дождь и ветер, вчера в полдень наТриумфальной площади собрались поклонники автомобилизма, сей новоявленнойрелигии, пока ещё экзотической для наших просторов. Состоялся старт мотокроссаМосква — Париж, о котором мы уже писали и ход которого намерены освещатьпосредством телеграфических сообщений. Публика проводила шофэра г-на Неймлеса иего юного ассистента энтузиастическими аплодисментами. Спортсмэны выгляделивзволнованными и сосредоточенными, от общения с представителями прессыуклонились. Мы не станем желать им семи футов под килем (глубоких ухабов нароссийских просторов и без того довольно), а лучше, как это принято уавтомобилистов, пожелаем крепких шин и надёжной искры.

Заметку Сенька прочёл раз десять, а про юногоассистента даже вслух, с выражением.

Аккуратно свернул “Ведомости” и вдруг заметилна первой странице крупный заголовок.

ЗА ДРУГИ СВОЯ

Кровавая драма на Хитровке

Сообщаем некоторые подробности вчерашнегособытия, о котором ходит столько слухов и домыслов.

В ночь на 23 сентября в печально знаменитыххитровских трущобах произошла настоящая баталия между силами закона ибандитами. Полиция положила конец преступной “карьере” главарей двух опаснейшихмосковских шаек — Князя и Упыря, предпочевших аресту смерть. Убит также беглыйкаторжник из бывших студентов Кузьминский, давно находившийся во всероссийскомрозыске.

Увы, не обошлось без потерь и среди охранниковпорядка. Защищая москвичей, пали геройской смертью пристав Третьего Мясницкогоучастка полковник Солнцев и старший городовой Будников. Первый был молод иподавал большие надежды, второму оставалось всего два года до заслуженнойпенсии. Вечная память героям.

Адъютант обер-полицеймейстера отказалсясообщить прессе какие-либо дополнительные сведения, присовокупив лишь, что вперестрелке была убита ещё и некая особа женского пола, любовница (или,выражаясь, по-уголовному, “маруха”) Князя.

Однако нашему корреспонденту удалось выяснитьодно интересное обстоятельство, самым прямым образом связанное с хитровскойтрагедией.

Читайте на странице 3 в разделе “Происшествия”статью “Благородный поступок”!

Вот гады, вот псы поганые, возмутился Скорик.Так всё перекрутить, так переврать! А про Эраста Петровича и Масу ни слова,хотя господин Неймлес оставил в участке пакет на имя главного полицейскогоначальника и всё как есть там описал.

Нашли героев! Письмо нужно написать вредакцию, вот что. Пускай люди знают правду. У, газетчики, брехуны проклятые.Печатают невесть что и даже не проверят!

Ещё не остыв, Сенька открыл третью страницу.