За круглым столом никто не назовет Моргану по имени. Никто не потребует себе пустое место слева от Гвиневры, через один стул от Артура, хотя они могли бы. Никто даже на него смотреть не будет. Моргану изгонят, но вместе с ней изгонят и ее имя тоже. Если оно прозвучит из чьих-то уст, то превратится в проклятье. Злое предзнаменование, которое никому из нас не нужно – на пороге и так стоит война.

Рядом с пустым стулом вздрогнет Гавейн и уставится на свои колени. Судя по темным кругам под его глазами, он не спит. Он почувствует мой взгляд, тут же поднимет голову и поймает его. Гавейн всегда видит в людях лучшее, верит в них дольше, чем они того заслуживают, и Моргана – не исключение. Ему будет сложнее всего понять, что Моргана попытается сделать с Артуром – будь то яд, кинжал или заклятье, затягивающееся вокруг королевской шеи.

Детали разнятся, но результат един. Иногда Моргана преуспевает, и тогда будущее меняется очень сильно.

Отполированный белый камень, из которого сделан стол, засияет золотом в свете свечей – подарок с Авалона в честь коронации Артура. Даже здесь, далеко от острова, в нем будет чувствоваться магия.

В последние месяцы Артур делил великие дома Альбиона, раскладывал их по столу, словно фигуры перед игрой. У каждого – свой вырезанный из камня символ. Величина его зависит от размера армии: месяц большой, от кончика моего мизинца до кончика большого пальца, ирис – примерно с яблоко. Преданные Артуру дома лежат поближе к нему – лионесский месяц и ирис Шалота. На другой стороне стола, рядом с Гаретом – дома, которые поклялись в верности Мордреду, если он пойдет на нас войной.

И с каждым днем на стороне Мордреда оказывается все больше домов. Совсем скоро война будет честной.

Тишина скует комнату, когда в нее войдет Артур. Если отсутствие Морганы его и обеспокоит, он не покажет виду. Выражение его лица будет таким же каменным, как и круглый стол.

Он молча поднимет каменного ворона и перенесет его со своего края стола на край Мордреда. Без Морганы, предательницы короны, Тинтагель без боя сдастся Моргаузе.

Тинтагель не такой большой, как месяц Лионесса, но это все равно ощутимая потеря. Война, которую мы не переживем, все ближе.

Тишину нарушит Гвиневра:

– Этого все еще недостаточно. – Она положит руку на ладонь Артура, и я замечу, что когти ее искусаны еще сильнее, чем раньше. – Мы можем убедить Каррендиша вернуться, – продолжит она, взявшись за символ коня и перенося его со стороны Мордреда на середину. Конь по размеру вдвое меньше ворона.

– Только если мы позволим им вернуть свои законы, а я не хочу этого делать, – ответит Артур и вернет коня на сторону Мордреда. – Это ведь рабство.

Если бы Моргана была здесь, она бы сказала, что идеализм не выигрывает войн и компромисс необходим. Она ненавидит лорда Каррендиша так же сильно, как и остальные, и скорее проглотила бы пауков, чем позволила ему ввести свои законы. Но Моргана всегда предлагала варианты, которые другие озвучить не осмеливались. Даже если потом эту же идею и давила.

И кому-то нужно сделать это вместо нее. Кто-то должен принимать сложные решения, называть Артура дураком, когда он ведет себя как дурак. Но никто этого не сделает.

– Химера, – предложит Ланселот со своего места рядом со мной.

Он склонится к фигурке на самом краю стороны Мордреда. Откроет рот, а потом тут же его закроет и покраснеет.

– Лорд Перделл, – прошепчу я, и Ланселот стыдливо улыбнется.

– Лорд Перделл, – повторит он. – Ему легко угодить, он отчаянно хочет чувствовать свою важность. Ему кажется, что все о нем забыли, потому Мордред и смог так легко перетянуть его на свою сторону. Его можно перетянуть обратно.

Артур нахмурится.

– Как? – спросит он, так и не разгадав загадки.

– Его любимая дочь вышла в свет, – произнесет Ланселот. – Если она выйдет замуж за кого-то из семьи…

Он замолкнет, но большего ему говорить и не нужно. Гарет совсем недавно женился, и среди рыцарей Артура остался лишь один холостяк.

Все мы повернемся к Гавейну, который постарается скрыться от наших взглядов, вжавшись в стул.

Артур откинет со лба волосы – он выглядит таким уставшим.

– Я никогда не попрошу тебя об этом, Гавейн, – скажет он.

– Тебе и не нужно просить, – ответит Гавейн и поднимет на короля грустный взгляд. – Я это сделаю. Ланселот прав… эта женитьба укрепит наш союз, и Лорд Перделл будет нам верен.

Я жду, что Артур запретит ему. Скажет, что оно того не стоит. И когда-то давным-давно он бы так и сделал. Счастье друга тогда значило для него куда больше. Но тот Артур был идеалистом с несгибаемой моралью. Тот Артур еще не потерял Моргану, которая его уравновешивала и принимала трудные решения. Без нее он не станет прежним. Поэтому он проведет рукой по лбу и кивнет.

– Сделай это быстро, – скажет он Гавейну. – Боюсь, нам уже немного осталось.

34

Дверь скрипя открывается в тот момент, когда над горизонтом появляется солнце. Сначала я думаю, что это Моргана, но в комнату проскальзывает Гвен: все еще в разорванном белом платье, которое теперь еще грязнее и заляпано кровью короля Леодегранса… ее отца.

Она поднимает на меня взгляд, и я готовлюсь к потоку ярости и гнева, к обвинениям. Ланселот тоже напрягается. Но потом Гвен раскрывает рот, и голос ее звучит спокойно.

– Нам нужно кое-что обсудить. – Ее взгляд скользит по спящему Артуру. – И нужно его разбудить.

– Он выпил снотворное. – Я поднимаюсь на ноги, хотя все мое тело протестует, жаждет вернуться в тепло, в объятия Ланселота. – Он не мог заснуть, но с такими ранениями… ему нужно отдохнуть.

В свете почти потухшего огня невозможно разглядеть лица Гвен, но, клянусь, она вздрагивает.

– Она его не исцелила?

Гвен не произносит имени Морганы, но в этом «она» столько пламени. У меня дыхание перехватывает. Я все понимаю и не могу ее в этом винить, особенно после того, что Моргане (нам) пришлось сделать, но все так быстро закончилось, я даже не успела ничего понять. Вчера утром мы были на одной стороне. А теперь нас разметало в разные стороны, и, боюсь, этого уже не исправить.

– Он ей не позволил, – объясняю я. – Не только ты на нее злишься. Мне лишь удалось уговорить его принять снотворное.

– И сколько он будет спать? –