Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она не дает нам шанс ответить: разворачивается и выходит из комнаты, громко хлопая дверью.
35
Артур и Гвен женятся тем же вечером. Это крошечная церемония, куда более скромная, чем их свадьба в Камелоте, которая состоится после коронации, но на обе стоит посмотреть. Это представление – для Лионесса. Попытка превратить смерть короля в триумф, а присоединение страны к Альбиону – в победу.
И оно срабатывает куда лучше, чем ожидалось. Гвен права: в Лионессе ценят силу, а сила у нас есть. Нас слушаются с легкостью.
Не думала, что Моргана появится на свадьбе, но она пришла: в черном платье с кружевом и широкими рукавами. Она выдавливает из себя улыбку, встает рядом с Артуром и Гавейном, представляя его семью, а в конце церемонии обнимает Гвен и целует ее щеки, приветствуя новую сестру.
Никто бы и не подумал, что их отношения изменились. Никто бы и не подумал, что теперь они враги.
– Улыбайся, Шалот. – Рядом со мной появляется Ланс.
Толпа расходится: теперь они буду отмечать, есть, пить и танцевать. Ланселот протягивает мне золотой кубок с красным вином.
– Свадьба – это ведь счастье, – продолжает он.
– Да неужели? – отвечаю я, с недоверием следя за Морганой.
Я слишком хорошо ее знаю, чтобы верить в ее представление. Долго так она не продержится.
– Она согласилась на связывание, но еще не конец.
– Даже без магии она останется Морганой, – шепчет он.
– Я это знаю. – Делаю глоток. – Но она этого не знает. В этом и проблема.
Ланселот смотрит на меня так, словно хочет допытаться почему, но он этого не делает, и я ему благодарна.
– Все равно нужно праздновать, – произносит он. – Признаться, я и не думал, что Артур и Гвен до этого дойдут.
Только и могу, что засмеяться.
– Я тоже сомневалась. Особенно после прошедшей недели.
– Думаешь, они смогут простить друг друга? За все? – спрашивает Ланселот, глядя на них.
Я отвечаю не сразу – тоже поднимаю на них взгляд. Они возвышаются над толпой: Артур держит Гвен под локоть, пока они разговаривают с какой-то неизвестной мне лионесской дамой. Они смотрятся… правильно. Словно и должны быть рядом. Так легко забыть, что еще вчера они готовы были убить друг друга.
– Думаю, уже простили, – отвечаю я. – В глубине души они не изменились. Оба понимают мотивацию друг друга… понимают, что на месте другого поступили бы точно так же. И они влюблены. Такую любовь ничем не сломаешь.
Ланселот молчит. А потом протягивает мне руку – музыканты в углу начинают играть какую-то песню.
– Ланс… – начинаю я.
– Давай же, Шалот, – усмехается он. – На свадьбе нужно танцевать. Не то жди беды.
Я приподнимаю брови.
– Никогда не слышала о таком предрассудке…
– Так считают фейри, – отвечает он.
– Но у фейри не бывает свадеб, – вспоминаю я.
– Ладно, – сдается Ланселот. – Это мой собственный предрассудок. Я его придумал. Но разве ты захочешь рисковать? Нам пригодится вся удача, которую мы только сможем наскрести.
Мир вокруг рушится, но я беру Ланселота за руку и позволяю отвести себя в центр зала.
– Тебе придется мне помочь, – шепчет он, кладя руку мне на бедро. – Здешние танцы мне незнакомы.
– Что ж, для начала… – Я перемещаю его руку повыше, совсем как тогда, у костра, целую вечность назад. – И тебе повезло, что это dievité, а не clommende, иначе тебя бы затоптали.
– Не стоит так расстраиваться, Шалот. Ночь только началось, меня смогут затоптать в следующем танце.
Он аккуратно следует моим указаниям: шаг назад, два влево, поворот под его рукой. Взгляд его прикован к ногам, и я пользуюсь этим, чтобы как следует его рассмотреть: под его зелеными глазами залегли тени, на подбородке пробивается щетина, рот сжат в напряжении. Под всеми слоями его сарказма и стоицизма прячется тревожность, которая знакома и мне.
– Тебе необязательно это делать.
– Я что, опять ошибся? – Он недоуменно опускает взгляд на свои ноги. – Танец сложный…
– Не нужно пытаться меня отвлечь, – поясняю я.
Ланселот улыбается – искусственно, фальшиво. Его настоящая улыбка ослепительна, а эта сравнима лишь с догорающей свечой в освещенной солнцем комнате.
– Тебе не приходило в голову, что я пытаюсь отвлечь не только тебя? Для нас всех денек выдался не очень. – Он снова косится на Моргану. – Хотелось бы мне все это исправить.
Слова его заставляют сердце сжаться.
– Мне тоже, – шепчу я. – Но я не знаю, что можно сделать.
Он поднимает на меня взгляд, отвлекается и тут же спотыкается, а потом хватает меня за локоть, чтобы удержаться. Мы едва не падаем.
– Прости. – Ланселот краснеет.
– Да ничего. – Я оглядываю зал.
На нас никто не смотрит: все внимание приковано к Артуру и Гвен, которые кружатся в танце. Замечаю на себе лишь взгляд Морганы, но она тут же отводит глаза, поворачивается к стоящему рядом мужчине и шепчет ему что-то на ухо.
Он поднимает на меня взгляд, и земля уходит из-под ног. Ланселот удерживает меня на месте, но я его почти не замечаю. Не могу отвести глаз от того мужчины – незнакомца, но знакомого. Незнакомца, которого я уже видела.
Рядом с Морганой будет стоять юноша с темными глазами и хмурым лицом с острыми чертами – можно порезаться. Он выглядит так, словно готов оттяпать руку, если кто-то на него не так посмотрит, но руки его трясутся, а глаза – яростно оглядывют окрестности. Он не потянется к мечу, хотя я замечу: он этого хочет.
Акколон. Так называла его Нимуэ. Мальчишка из Лионесса, второй кузен Гвен, голодный, но бессильный. Не о чем беспокоиться. Но я видела их с Морганой. Видела, на что они способны вместе. Они хотели убить Артура.
– Только это, Акколон, – скажет она, и голос ее заключит его в кокон, словно заклятье, хотя колдовства я не почувствую. – А потом я заберу тебя на Авалон, как и обещала, и мы всегда будем вместе.
Она распишет ему то, о чем он так отчаянно мечтает. И неважно, что для этого придется сделать.
– Всегда, – повторит он благоговейно.
Он возьмет у нее меч и поднимет его так, что от лезвия отразится солнечный свет. В его