На какое-то время ей удаётся забыть о своих тревогахблагодаря поездкам в гости и суете, связанной с покупкой рождественскихподарков. Скотт — не любитель ходить по магазинам, даже когда покупателей в нихнемного и всё можно выбрать не торопясь, но в этот сезон он так и рвётся в бой.Каждый день сопровождает её, будь то торговый центр Обурна или магазины наГлавной улице Касл-Рока. Его часто узнают, но он с улыбкой отказывается датьавтограф людям, которые обращаются с такой просьбой в надежде получитьнежданный подарок, говоря, что не может отстать от жены, ибо в противном случаене увидит её до Пасхи. Он, возможно, и потерял чувство юмора, но она ни разу невидит, чтобы он вышел из себя, даже если желающие получить автограф очень ужнастойчивы, и на какое-то время он вроде бы становится привычным Скоттом,несмотря на пьянство, отменённое турне и медленное продвижение вперёд с новымроманом.

Рождество само по себе счастливый день, сопровождаемыйобменом подарками и энергичной дневной гимнастикой под одеялом. Нарождественский обед они едут к Канти и Ричу, и за десертом Рич спрашиваетСкотта, когда появится фильм по одному из его романов. «Вот где лежат большиеденьги», — говорит Рич, будто не зная, что из четырёх фильмов, снятых попроизведениям Скотта, три провалились. Только киноверсия «Голодных дьяволов»(Лизи этот фильм так и не посмотрела) принесла прибыль.

По пути домой чувство юмора Скотта возвращается, как большойстарый бомбардировщик «В-1», и он так имитирует Рича, что Лизи смеётся до коликв животе. А по прибытии на Шугар-Топ-Хилл они сразу поднимаются наверх, чтобывторой раз «попрыгать» в кровати. Ещё не отдышавшись после скачки, Лизи ловитсебя на мысли: если Скотт и болен, то, может, людям стоит от него заразитьсяэтой болезнью, и мир определённо станет лучше.

В день рождественских подарков[88] она просыпается в двачаса утра от желания отлить, и (опять приходится говорить о deja vu) его впостели нет. Но на этот раз он не ушёл. Она уже научилась определять разницу(даже не отдавая себе отчёта, каким образом), между тем, когда он просто встаётраньше неё, и когда он, по её мнению, (ушёл) проделывает тот трюк, уходит в тостранное место.

Она справляет малую нужду с закрытыми глазами, прислушиваяськ посвисту ветра за стенами дома. По звукам он холодный, этот ветер, но она незнает, что такое холод. Пока не знает. Пройдёт ещё пара недель, и она узнает.Пройдёт ещё пара недель, и она узнает всё.

Облегчившись, она смотрит в окно ванной. Оно выходит наамбар и кабинет Скотта на переделанном сеновале. Будь он там (иногда, если емуне спится ночью, туда он и уходит), она увидела бы свет, может, даже услышалабы радостную, карнавальную рок-н-ролльную музыку, очень, очень слабую. Но в этуночь окна амбара темны, и единственная музыка, которую она слышит, — завываниеветра. Ей становится не по себе, в глубине сознания возникают мысли (инфарктинсульт) слишком неприятные, чтобы рассматривать их всерьёз, однако достаточнонастойчивые, потому что… учитывая, какой он… какой он в последнее время…полностью отмести их не удаётся. Поэтому, вместо того чтобы, не просыпаясь,возвратиться в спальню, она выходит через другую дверь ванной, которая ведёт вкоридор второго этажа. Зовёт мужа по имени, ответа нет, но она видит золотуюполосу света под закрытой дверью в дальнем конце коридора. И наконец различаетдоносящуюся из-за двери едва слышную музыку. Не рок-н-ролл, а кантри. ХэнкУильямес. Старина Хэнк поёт «Ко-Лайгу».

— Скотт? — снова зовёт она, опять не получает ответа и идётпо коридору, отбрасывая волосы со лба, босые ноги шелестят по ковру, которыйпозднее отправится на чердак. Идёт охваченная страхом, причину которого неможет выразить словами, разве что страх этот как-то связан (ушёл) с ужеканувшим в Лету или с тем, чему следовало туда кануть. «Сделано и забыто», —сказал бы папаша Дебушер; это одно из выражений, которые старый Дэнди выловил впруду, том самом, к которому мы все спускаемся, чтобы утолить жажду, в которыйзабрасываем свои сети.

— Скотт?

Она какие-то мгновения стоит перед спальней для гостей, и еёохватывает ужасное предчувствие: он сидит мёртвый в кресле-качалке передтелевизором, погибший от собственной руки, и почему она не видела, что всё кэтому шло, в последний месяц или около того симптомов хватало. Он продержалсядо Рождества, но теперь…

— Скотт?

Она поворачивает ручку, толкает дверь, и он сидит вкресле-качалке, как она и представляла себе, но очень даже живой, закутанный влюбимый афган доброго мамика, в жёлтый. По телевизору (звук приглушён доминимума) показывают его любимый фильм: «Последний киносеанс». Его глаза неотрываются от экрана.

— Скотт? Ты в порядке?

Его глаза не двигаются, не моргают. Её охватывает ещё большийстрах, в глубине сознания одно из странных слов Скотта (тупак) вдругвыскакивает как чёртик из шкатулки, и она загоняет его обратно в подсознаниепрактически беззвучным (Пошло на хер!) проклятием. Она заходит в комнату ивновь произносит его имя. На этот раз он моргает (слава Богу), и поворачиваетголову, чтобы посмотреть на неё, и улыбается. Это та самая скоттлэндоновскаяулыбка, в которую она влюбилась, увидев в самый первый раз. Особенно еёумиляло, как при этой улыбке поднимались уголки его глаз.

— Эй, Лизи, — говорит он, — почему ты не спишь?

— Я могу задать тебе тот же самый вопрос, — отвечает онаОглядывается в поисках спиртного (банки пива, ополовиненной бутылки виски «ДжимБим») и не находит. Это хороший знак. — Уже поздно, или ты этого не знаешь?Поздно.

Долгая пауза, в течение которой он о чём-то напряжённодумает. Наконец говорит: «Меня разбудил ветер. Молотил ставней по стене дома, ия не смог заснуть».

Она уже собирается что-то сказать, но не произносит нислова. Когда люди женаты долгое время (она полагает, величина срока, именуемого«долгое время», у каждой семейной пары своя; у них это порядка пятнадцати лет),между ними возникает телепатическая связь. И в этот самый момент телепатическаясвязь сообщает ей, что он ещё не закончил, хочет сказать что-то ещё. Вот она имолчит, ждёт, чтобы услышать, права ли она. Поначалу кажется, что да. Оноткрывает рот. И тут на дом обрушивается порыв ветра, и она слышит доносящеесяиз-за стен дребезжание, словно стук металлических зубов. Скотт поворачиваетсяна этот звук… чуть улыбается… улыбка не из приятных… улыбка человека, которыйзнает некий секрет… и закрывает рот. Вместо того чтобы сказать то, чтособирался, вновь переводит взгляд на экран, где Джефф Бриджес[89] (оченьмолодой Джефф Бриджес) и его лучший друг едут в Мексику. Когда они вернутся,Сэм Лев будет мёртв.