Через два дня после Рождества Эдди начистил до блеска туфли, прошелся щеткой по шляпе и украсил ее блестящим зеленым пером, которое Агнес, работая над сдельными заказами, приберегла для мужа. Он решил нанести визит всемогущему незнакомцу в баре “Ночник”, что в центре Манхэттена; в годы сухого закона там подпольно торговали спиртным. Эдди вошел в зал и вдруг остро почувствовал приступ ностальгии. Он наверняка бывал здесь с Агнес, Брианн и другими танцовщицами во времена, которые теперь мысленно называл “прежде”.

Топтун у входной двери буркнул, что босса в заведении нет.

– Ничего, я подожду, – отозвался Эдди и заказал ржаной водки с содовой.

Затем достал карманные серебряные часы, открыл крышку, засек время и стал ждать. Он понял, что под влиянием ностальгии вел себя, как простофиля, а притон ему подыграл: здешняя убогость – фалынак; во всяком случае, его раскусили. Эдди чуял, что игра идет вовсю; наблюдая за окружающими, он углядел наконец дверь и стал гадать, какие ставки делают за этой дверью мужчины и женщины в фальшивых жемчугах и прошлогодних шляпках. Ему стало ясно, что рэкет в “Ночнике” совсем иного рода: они успешно заколачивают большие бабки, хотя на первый взгляд просто теряют деньги. Через двадцать четыре минуты подошел другой тип и спросил, не желает ли Эдди поговорить с боссом. Эдди последовал за ним; в одной из комнат в недрах заведения его поджидал какой-то субъект с челюстью, как у Дика Трейси, вокруг топтались типичные тупые макаронники. Эдди был потрясен. Стало быть, помимо бизнеса на причалах, Данеллен ведет дела с Синдикатом. Значит, у него просто не было другого выбора.

Стайлз велел своим приспешникам убираться. Эдди сел за стол напротив него, и Стайлз спросил в лоб:

– Вы из полиции?

Эдди отрицательно покачал головой:

– Просто обеспокоенный гражданин.

Стайлз рассмеялся.

– Чем я могу вам помочь, мистер Керриган?

Эдди выложил все, что сумел накопать – игру за игрой: место, способы обмана, примерные цифры выручки. Стайлз слушал, не перебивая. Раза два вставил: “Это не наша работа”, но в основном слушал. Когда Эдди смолк, он спросил:

– А зачем рассказывать все это мне?

– На вашем месте я хотел бы быть в курсе.

– Разумеется, я хочу быть в курсе. А чего хотите вы?

Этот вопрос застал Эдди врасплох: он не ожидал услышать его так скоро и замешкался, соображая, что сказать. Чего же он, собственно, ждет от Стайлза?

– Кое-что могу предложить прямо сейчас, – сказал Стайлз. – Собственно, почти все.

Он вглядывался в лицо Керригана, стараясь нащупать его слабое место. Ясно, что тот пришел не за деньгами, иначе потребовал бы взятку сразу, прежде чем расколоться. Тогда зачем он явился? Ирландец обычно целится на спиртное, но Керриган на пьянчугу не похож. Руки-ноги тощие, не накачанные, меряться с кем-нибудь силами он явно не склонен; впрочем, обороняясь, он, вероятно, будет драться, как лев. Может, женщины? Ирландцы, как известно, ханжи, они верны своим вульгарным неряхам-женам – возможно, потому что помнят, какими те были ядреными красотками, пока не заработал конвейер детородства, а может, опасаясь своих вечно пьяных драчливых священников.

– Девушки? – спросил он, не сводя глаз с лица Керригана: вдруг тот невольно вздрогнет, и станет ясно, что он угадал. – У нас тут их пруд пруди.

– У меня жена красавица, мистер Стайлз.

– У меня тоже, – сказал Декстер. – Нам с вами повезло.

Стало быть, деньги. Керриган его разочаровал; теперь он получит меньше, чем если бы сразу потребовал бабки.

– И какую же сумму вы сочтете справедливой платой за ту информацию, которую вы мне сообщили?

Недовольный таким поворотом в разговоре, Эдди попытался собраться с мыслями.

– На мой взгляд, – начал он, – вы могли бы успешнее вести свой бизнес, если бы очистили его… я хочу сказать, если бы вели его более честно по отношению к тем, кто в ваших заведениях пытает счастья.

Его слова прозвучали фальшиво, даже глупо. Он почувствовал, что Стайлз озадачен, но понял также, что эта озадаченность ему по нраву.

– У вас создалось впечатление, мистер Керриган, что я руковожу благотворительной организацией? – спросил Стайлз.

Эдди невольно улыбнулся.

– Ход мыслей у вас тот же, что у полицейских, – сказал Стайлз. – Почему бы не прибиться к ним?

– Тогда я опять же работал бы на вас.

И только тут до Эдди дошло, с какой целью он сюда пришел. Ему нужна работа.

– Некоторые из тех, кто работает у меня, считают это горькой пилюлей, – заметил Стайлз. – Им нынешние перемены не по нраву.

Стало быть, уже не один отчаявшийся ирландец из тех, что болтаются в порту, приходил сюда, взывая о помощи.

– Мне кажется, многое зависит от того, на кого они работали прежде, – сказал он.

Стайлз откинулся на спинку стула и смерил его оценивающим взглядом. Эдди точно так же глянул на сравнительно молодого человека, сидевшего по другую сторону стола: фальшивая фамилия, за которой кроется другая, отброшенная итальянская, а еще постоянная неудовлетворенность, которую можно принять за любознательность и энергичность. А под этим – глубокая тяжелая печаль. Перед Эдди сидел человек, который был ему знаком и вызывал симпатию. Он чувствовал родство с Декстером Стайлзом, ведь его власть коренится вовсе не в умении отчаянно драться в общей свалке – скорее вопреки этому умению. Да, зависимость и верность, но только по собственному выбору.

– Знаете, а вы ведь угадали, – сказал Стайлз. – Я не прочь убрать эти игры, про которые вы говорили. Кроме того, мне хотелось бы узнать, кто еще у меня треплет языком. При появлении моих парней они обычно исчезают.

– Вам нужен омбудсмен, – заявил Эдди.

Он давным-давно наткнулся в газете на это слово. И с той поры ждал случая его употребить.

Стайлз озадаченно усмехнулся.

– Хорошо, пусть будет омбудсмен. Но здесь нам встречаться не с руки. И вообще – не надо, чтобы нас видели вместе.

– Само собой.

– Приезжайте ко мне всей семьей, и мы поговорим на досуге. У вас дети есть?

– Две дочери.

– У меня тоже дочка. Пусть поиграют вместе. Суббота вам подходит?

Когда Эдди вышел из “Ночника”, на улице сеял мелкий дождик, но настроение у Эдди было приподнятое, и он, почти не замечая дождя, зашагал по Пятой авеню. Вокруг было пусто, только уличные мальчишки собирали окурки сигарет. Вскоре он уже шел мимо разбитых на Мэдисон-сквер лагерей. Под сыпавшейся с неба влагой костры шипели и дымились. Эдди почуял запах кипящего кофе со сгущенным молоком – сладкий, чуть отдающий металлом запах, от которого у него всегда слегка ломило зубы. Обычно этот запах вызывал у него досаду: он напоминал Эдди, что между ним и людьми, которые варят на улице кофе, всегда стоит только Джон Данеллен, это обрюзгшее капризное чудище.