Он начал распаляться гневом, ноздри бешено задергались.Усачев сказал торопливо:

– Я думаю, что он предпочтет начать свое дело уже безприкрытия церковной рясы. Пара миллионов у него есть?

Сказбуш оскорбленно фыркнул:

– У его помощников по десятку миллионов долларов вшвейцарских банках! А у него... признаюсь честно, так не удалось вызнать. Онуже тогда начал к чему-то готовиться.

– Тогда с ним помех не будет, – согласилсяКраснохарев. – В чем я действительно не уверен, что женщины чадру наденут!А публичные казни все же ушли в прошлое...

Кречет поднялся во весь могучий рост, с хрустом потянулся.Смех его был веселым и заразительным:

– Похоже, никто из вас так и не прочел книги ВиктораАлександровича! А зря. Он пятнадцать лет тому это описывал, даже то, что Россияпридумает свою веточку ислама. Почему только сунниты или шииты? А если выбиратьиз этих двух, то все равно там сотни дорожек... Исламский мир отнесется спониманием, если в России ислам будет не совсем таким, как в Саудовской Аравии.Я рассчитываю на вас, дорогой Виктор Александрович!

Я поежился:

– В чем?

– А кому еще разрабатывать идею, которую мыосуществляем? Вы и придумаете ислам российского толка. Мы будем одновременно ив исламском мире, и останемся самобытной Россией с ее особенностями. Этоустроит всех... кроме тех, кто продвигает НАТО к нашим границам!

Сказбуш, переглянувшись с Яузовым, сказал все тем же тихимголосом:

– Да, это не устроит. Если раньше разведчика снабжалиампулой с ядом, то теперь всем понятно, что сопротивляться аресту не будет, ана первом же допросе выложит все, что знает. Потому при задании ему сообщаемкак можно меньше.

Кречет покачал головой, а наивный Коломиец переспросил:

– И такие все?

– Мир таков, такова и разведка. Потому такими страшнымикажутся исламисты! Они не растеряли эти «устаревшие» понятия. Для спецслужбвсего мира страшнее всего исламские террористы, ибо такой борец за идею можетсовершить терракт, а потом с чувством исполненного долга застрелиться. Адиверсанты других стран не пойдут на опасное дело, если им не будутгарантированы по крайней мере два безопасных пути отхода... А спецслужбы поохране прежде всего перекрывают пути отхода, это проще всего.

Мирошниченко все подкладывал Кречету листки на подпись, тотбыстро проглядывал, подписывал, некоторые комкал и молча бросал в корзину.

– А, вот это, – объяснил Мирошниченко, –полный список священников... правда, высшего ранга, что готовы принять ислам...При условии, конечно, что их, как первых, зачислят в высшие иерархи мусульман.Гм... я думаю, что верховный имам всех мусульман на это пойдет. Даже судовольствием. Больше чести обратить высокий чин, чем простого человека. Аистинные мотивы... Религия – давно такая же политика, как и парламент или Дума.Есть же простаки, что верили царям, генсекам, президентам,

– Но-но, – прикрикнул Кречет. – Меня и этидостают со своими шуточками, так и ты туда же?

Оробевший пресс-секретарь захлопнул рот со стуком, словнопес, поймавший крупную муху.

– А что, я ничего...

– Как с казачеством?

– Самые последние сведения, – заговорилМирошниченко очень серьезно, – не очень-то... Это же самое преданноевласти, преданное до кликушества сословие! Умом, правда, и раньше неотличались, главными достоинствами были храбрость, верность слову, понятиямчести, славы. Потому там сейчас жаркие споры... кое-где перешли в драки, а то ивовсе берутся за оружие. То, что ислам поднял голову, рассматривается какоскорбление, Честно говоря, в ряде станиц вы, Платон Тарасович, хоть ипозволили им вооружаться, но уже объявлены врагом не больше, не меньше, каквсего русского народа, конечно же – православного, богобоязненного, уничижающегося.Но то, что президент объявил войну бандитам, мафии, проституции, наркомании,что первым заговорил о чести, доблести, служению Отечеству... Да и оружиепозволил иметь одним росчерком пера! Словом, раскол прошел не по сословиямказаков, а по их сердцам. Самый болезненный, куда болезненнее, чем вгражданскую...

Он был очень серьезен, тишина стояла почти гробовая. Кто-тошумно вздохнул, застеснялся и быстро опустил голову. Кречет криво улыбнулся,лицо было бледным, страдальческим, но сказать ничего не успел, в дверьзаглянула Марина. Она по старой привычке предпочитала сообщать все лично, хотяна ее столе стояли переговорники, селекторы, компьютеры и прочие сложнейшиесредства связи.

Ее лицо было встревоженное:

– Прибыл генерал Сагайдачный. Рвет и мечет. Что делать?

– Я его жду, – ответил Кречет. Его лицопомрачнело. Он коротко взглянул на нас, поколебался, махнул безнадежнорукой. – Зови.

Дверь распахнулась, словно ворвался штурмовой танк. Генералзадыхался от ярости, устрашающе огромный, широкий в плечах, грузный, кактанкер, но все еще без живота, красное лицо было искажено, на лбу вздулисьсиние жилы.

– Почему, – рыкнул он люто, и жалюзи зазвенелитонко-тонко, – почему мне не выдали мой лист?.. Я сказал, что ухожу изармии!!!

Кречет поспешно увел его хитрыми маневрами подальше от нас,в другой угол зала, но генерал так орал и взревывал, да и Кречет не умелшептать, что мы, притихшие как мыши, слышали каждое слово.

– Панас Назарович, – заговорил он льстиво, –ты мой первый и самый дорогой учитель!.. Я не посмел бы вмешаться... это олухииз канцелярии... Я все узнаю и поправлю... Ты же знаешь, как я тебя люблю ичту...

Он юлил перед ним, как молодой Дорошенко перед Сагайдачным,потомком которого без сомнения был этот разъяренный гигант. Он рыкнул:

– Так позвоните сейчас!

Он обращался на «вы», но не из почтительности, все эточувствовали, а явно не желая возвращаться к более теплым отношениям военногоучителя и ученика.

– Все сделаю, – заверил Кречет. – Прости,голова трещит от дел... А что случилось?

Генерал задыхался от ярости:

– Ты еще спрашиваешь?.. Отечество продал!.. Верунашу!..

– Я похож на торговца? – спросил Кречет.

– Тогда так отдал, предатель!

– Отечество я не предавал, – ответил Кречет, мывсе ощутили, что голос его стал тверже. – Ты знаешь, что Отечество я непродал. А жизнь за него положу, тоже знаешь. Знаешь!

Сагайдачный прохрипел, на красном мясистом лице выступиликрупные капли пота:

– Но веру! Веру нашу!

– И вера останется на месте, – заверилКречет. – Разве гетман Сагайдачный вместе с татарами не ходил в походы наПольшу и Россию? Разве Богдан Хмельницкий не получил от польского королязолотую саблю с надписью «За храбрость» за ударный поход на Москву? А с нимиопять же были татарские полки, что исповедовали ислам!.. Что с того, что в твоихвоздушно-десантных будут и мусульмане?.. Разве они плохо дрались с твоимичастями, когда те вошли в Афганистан? А в Чечне?