* * *

В распахнутые балконные двери воздух вползал пусть и свежий,но горячий, как будто належался на барханах Сахары. Я живу на четырнадцатом, сверхуеще два, так что с крыши ко мне забраться трудновато, и летом дверь распахнутавсегда. Правда, слегка докучают автомобильные сигналы, уличный шум, но этослышишь только весной, потом привыкаешь, даже визг тормозов и вопли дворниковухо не воспринимает.

В холодильнике пусто как в морозилке, так и на полках.Главное же, нет ни пива, ни хотя бы соков или фруктовой воды.

– Сиди дома, – сказал я Хрюке. – Я быстро.

Она обиженно запрыгала, показывая возмущенно, что я жевсегда брал с собой.

– Что-то ты начинаешь ребятами интересоваться, –пояснил я.

В самом деле повязать, что ли, думал я, спускаясь в лифте.Пять лет девке, всякий раз ложная щенность, страдает без детей, организмтребует выполнения программы. Только не с породистым боксером, потом щенков двамесяца кормить и вытирать за ними, замучаешься, да и пристроить всех не просто:народу самому есть нечего, не до собак, так что повязать с какой-нибудь мелочьювроде пуделя, щенков сразу утопить, а Хрюка потоскует малость, затем успокоитсяуже совсем, а ложные щенности прекратятся, как у существа, выполнившегопрограмму...

Сильные руки ухватили меня, казалось, со всех сторон. Ногиоторвались от земли, я ощутил, что меня запихивают в машину. Руки придержали, яожидал, что зажмут рот, а то и заклеют широкой лентой, но то ли ленты у нашихспецслужб не нашлось, то ли хорошо знали, ученый со странным именем «футуролог»слишком горд, чтобы орать: «На помощь!»

Колеса взвизгнули, машина сорвалась с места, как пуля, нонарод не повел и глазом. Если жигуленок или москвичок, а иномарки и должныноситься быстро, не зря же деньги уплочены.

Мужской голос слева из полутьмы пророкотал довольно:

– Все возможности не предусмотреть. Верно, ВикторАлександрович?

Я ответил вопросом на вопрос:

– Какие возможности?

– Вы не подозревали, но вас охраняли по меньшей меретрое. Они старались не попадаться на глаза и вам, что, признаться, затруднялоим работу, зато облегчило нам.

Я осторожно покосился по сторонам. После яркого солнечногосвета глаза привыкали медленно, мы выехали на магистраль, прежде чем яопределил, что шофер мог бы играть в старом профессиональном хоккее, когда ещене одевали шлемов: лицо в шрамах, нос перебит, сам крепок и вздут мышцами,справа и слева такие же плотные горячие тела, твердые, как будто в бронежилетахот горла до колен.

Мужчина слева, постарше, похож на капитана хоккейнойкоманды, а то и на тренера, сказал с облегчением:

– Похоже, что вы не предупредили охрану о своем походев булочную.

– А надо было? – спросил я.

– Непростительная оплошность, – сказал мужчина сознанием дела. – Правда, нам это все равно бы не помешало.

– Олухи, – добавил второй, что от менясправа, – наши ребята уже гнались бы.

А шофер, которому бы только молчать в тряпочку, подбросилвесело и с горделивостью:

– Сравнил!

В его голосе было столько презрения, что я сразу понял, меняпохитили ребята из элитных частей. И сейчас настолько уверены в полнейшемпревосходстве, что вовсю ляпают языками, как корова хвостом, хотя пленник необязательно глуп столько, чтобы не вслушаться в голоса, интонации, оттенки.

Или знают, что уже ничего не могу, мелькнуло в голове. Либоубьют, либо в стране переворот случится раньше, чем я выберусь из их лап.

– Расслабьтесь, – посоветовал мужчина, похожий накапитана хоккеистов, – курите если хотите.

– Спасибо, не курю, – ответил я.

Шофер хохотнул:

– Кто не курит – оттягивает свой конец, а кто курит...

Я понял, что он вполне мог бы точно так же крутить баранку вмашине президента. А вожак сказал с насмешливым удивлением:

– Ого, какая у президента команда! Сам президент бросилпить, а его взвод пошел еще дальше. Сухого закона не ожидается?

– Нет, – ответил я. – Но рвать ноздри ирубить головы за курение – это на грани принятия.

– Это в Турции рубили головы, – возразилсобеседник. – И оставляли на кольях с трубками в зубах! А в России толькобили кнутом, рвали ноздри и – в Сибирь-матушку. Рад, что вы не теряете чувстваюмора. Честно говоря, я ожидал обычной истерики, угроз, попыток сторговаться.

– Я вообще неожиданный человек, – сообщиля. – Вы еще со мной наплачетесь.

Машина неслась в левом ряду, навстречу опасно близкопроносились встречные автомобили. Мужчина с усмешкой покосился на меня, но ярезонно полагал, что шофер потому и лихачит, что умеет ездить, и шерсть отстраха на мне не поднялась.

– Может быть, – согласился он, теперь уженеожиданно для меня. – Говорят же, после веселья наступает похмелье. Послесмеха – слезы... Но пока что нам в самом деле весело. Но, вообще, долженсказать, что вы не пугливы.

– Это просто знание, – сказал я холодно. Поймавего вопросительный взгляд, пояснил со злорадством. – Я нужен не толькоживым, но и в добром здравии, даже в хорошем настроении. Потому вы должнылизать мне сапоги... ну, ладно, кроссовки, вилять хвостом и всячески уверять,что просто приготовили мне приятный сюрприз, а впереди ждут баня, коньяк,спелые девки, чемодан с пачками долларов...

По тому, как он смешался, я понял, что этот дурак собиралсяпредложить мне весь этот нехитрый набор. Шофер фыркнул, похоже, не любил своеговожака, и тот вынужденно пробормотал:

– Я только из группы захвата. Разговаривать с вамибудут другие.

* * *

Над головой промелькнула широкая эстакада окружной дороги.Москва осталась позади, автомобиль несся еще быстрее, здесь широкая бетоннаялента была пуста, если сравнивать с запруженными московскими улицами. По тусторону разделительной полосы проскакивали навстречу такие же мощные машины,отечественные терялись среди импортных чудовищ.

Дважды мы пронеслись мимо поста ГАИ на той же скорости, ноникто в нашу сторону и глазом не повел, все явно нарушали скоростной режим,лишь новичок соблюдает скорость на хорошей да еще пустынной дороге. К тому жегаишники охотнее останавливают пошарпанные жигуленки, с них можно содрать хотябы червонец, а из мерседеса могут показать дуло автомата и очень вежливоспросить адресок, по которому проживает семья такого храброго.

Потом свернули на дорожку, такую же ухоженную, но узкую, дваавтомобиля разъедутся, но не три. Мне стало совсем неуютно в роскошном салоне.Не видать вывески: «Частное владение, вход воспрещен», но чувствуется, чтоздесь не только вход воспрещен посторонним, здесь сперва стреляют, потомзакапывают, а вопросы не задают вовсе.