"Крайслер" подбрасывало на ухабах, камни и комьяземли колотились о днище. Внезапно Дейв начал напевать себе под нос песнюГрина.

Голос жег, как кислота. Грин зажал руками уши, с силойнадавил на педаль тормоза. "Крайслер" юзом потащило на амбар, но достолкновения дело не дошло. Пошатываясь, Грин вылез из кабины, двигательработал, фары горели.

Только тут Дейв понял, что они свернули с основной дороги. Внедоумении он тоже вылез из машины, попытался определить, где находится.

— Мы заблудились? — спросил он, повернувшись к Грину.

Рыча, как дикий зверь, Грин схватил Дейва за ворот рубашки иповолок к заброшенному амбару. Дейв не сопротивлялся, он не понимал, что Грин вярости. Посмотрел на ночное небо, детская улыбка расплылась по его лицу, когдаон увидел полную оранжевую луну.

— Луна жатвы, — повторил он услышанные где-то слова. — Ееназывают луной жатвы.

Амбар не использовали много лет. Доски где-то сгнили, где-тоих оторвали, так что лунный свет проникал внутрь. Грин отпустил воротник Дейва,как только они миновали ворота, и юноша упал на колени, в изумлении разглядываясеребряные узоры на грязном полу.

— Эй, посмотри. — Дейв заметил старую бутылку, откатившуюсяк стене. — Я нашел бу…

Грин схватил доску как бейсбольную биту и ударил Дейва поживоту. Подгнившая доска треснула, но и Дейв согнулся пополам, жадно ловя ртомвоздух. Грин оставил его на полу и метнулся к автомобилю.

Ворота давно сняли, и, открывая багажник, Грин не спускалглаз с Дейва. Тот с трудом поднялся, отряхивая рубашку от щепок. Привалился кстене.

— Мистер Грин, — позвал он, — вы… вы причинили мне боль. Яхочу домой, мистер Грин…

Грин захлопнул багажник и направился к амбару, таща за собойтяжелый брезентовый мешок. Дейв попятился, пытаясь понять, почему из мешкадоносится металлический стук. А Грин уже развязывал веревку, стягивающуюгорловину мешка.

— Давай, — процедил он, доставая пятифунтовую кувалду, —пой.

Дейв широко раскрытыми глазами смотрел на Грина, держась заживот. Он не понимал тяжести выдвинутого против него обвинения. Он ничего непонимал, даже когда Грин двинулся на него, подняв кувалду.

— Я… я люблю музыку. — Слезы боли покатились по щекам Дейва,он отступил еще на шаг, споткнулся, упал на испещренный серебряными узорамипол.

Вскинул руки в тщетной надежде защититься. Кувалдаопустилась на правую щиколотку Дейва, раздробив мелкие косточки. Подняласьвновь и опустилась на колено. Хрустнули кости, брызнула кровь. Следующие триудара пришлись на правое бедро.

Дейв давно уже орал благим матом. На мгновение Гринвстревожился: а вдруг крики кто-нибудь услышит. Но тревога мгновенно забылась,как только он осознал, что происходит: даже корчась он боли, этот говнюкпродолжал петь его песню. Крики Дейва имитировали начальные аккорды.

— Ты украл ее у меня! — взвизгнул Грин, врезав кувалдой поребрам. И тут этот засранец передразнил его: ребра захрустели как барабаннаядробь. Ослепленный яростью, с гремящей в ушах песней, Грин вновь и вновьвзмахивал кувалдой, дробя лицо Дейва, череп, плечи. Крики стихли, но Грин немог остановиться, превращая тело в кровавую пульпу. Последний удар, изо всейоставшейся силы, Грин нанес по промежности Дейва. Юноша уже несколько минут какумер, но от этого удара дрожь в последний раз пробежала по изуродованному телу.

Грин тяжело дышал, песня смолкла. Он выронил из рук залитуюкровью кувалду. Слезы потекли по щекам. Его печалила не смерть Дейва, асобственная потеря. Песня ушла навсегда.

Достав из мешка ножницы для резки металла и ножовку, Гринпринялся за работу. Содрал с черепа кожу, окончательно размозжил челюсти изубы, чтобы исключить опознание. Ножницами отрезал пальцы на руках и ногах,чтобы потом сжечь: и никаких отпечатков.

Переоделся, достал из багажника мешки для мусора,расчлененное тело разложил в десяток мешков, каждый перевязал красным скотчем.Мешки бросил в багажник и медленно поехал к городу.

Мешки по одному забрасывал в мусорные контейнеры,установленные вдоль трассы. Один раз остановился у местного магазинчика, купилупаковку с шестью бутылками пива, и пачку сигарет. Мешок с тем, что осталось отголовы Дейва, бросил в мусорный бак у "Дворца" Розмана, потомпоставил автомобиль на привычное место неподалеку от служебного входа и открылпервую бутылку. Спина и руки приятно ныли от усталости.

На следующее утро Розман приехал на работу в половинеодиннадцатого, поставил свой "чарджер"[36] рядом с автомобилем Грина.

— Мне надо уезжать. — Грин проследовал за Розманом к дверислужебного хода. — Извините, что не смог предупредить заранее.

Розман, с покрасневшими от усталости глазами, едва понимал,что ему говорят.

— Я не спал всю ночь. — Он открыл стальную дверь. — Дейв невернулся домой… такого никогда не было.

Грин переминался с ноги на ногу, мышцы еще побаливали.

— Может, где-нибудь трахается.

Розман мрачно глянул на Грина, достал бумажник, отсчиталшесть двадцаток.

— Это за неделю. — Мотнул головой в сторону двери: — Закройза собой.

Грин сунул бумажки в карман, захлопнул дверь, слетел соступенек. Усаживаясь за руль, он думал, что слышит, как плачет этот сукин сын.Взревев двигателем, "крайслер" рванул с автостоянки.

Теперь он называл себя Дейвом и работал с пяти вечера и дозакрытия в маленьком клубе для бизнесменов, "Пиво и грудинка". Наэтот раз ему потребовалась лишь неделя, чтобы найти любимую песню, котораяхорошо шла под белое вино и чеддер. Но счастье длилось недолго: он услышал, какгардеробщица громко поет его песню.

В нем вновь закипела злость, и он знал, что надо делать. Вконце концов, он всегда мог найти другую работу.

Лайза Стоун покинула сцену, когда еще эхом отдавалисьпоследние ноты заключительной песни, и позволила охранникам поспешно провестиее за кулисы и по отработанному маршруту — до бокового выхода, где ее ждаламашина. Она неохотно согласилась на усиление мер безопасности, не желаяпризнавать, что является вероятной мишенью свихнувшегося убийцы, но не сумелаопровергнуть версию Теда Тройи о том, что какой-то психопат безмолвнопреследует ее в течение всей ее карьеры. До сего дня страдали лишь близкие, ноникак нельзя было угадать, что может произойти в будущем.