– Кулебяка – фамилия художника, – пояснила она. – Это такойконцептуалист, Генка его очень уважает. И он на самом деле живет в одномподъезде с Ниночкой!

– Мы вышли, – продолжал Генка как ни в чем не бывало, – иувидели твою Ниночку, и Илона моментально все придумала!

– Кто-нибудь может подтвердить, что вы в вечер убийствапросто были в гостях в том же подъезде?

– Да кто угодно может подтвердить! Илона, например!

– Это не подходит.

– Ну, сам Кулебяка может! Хотя, когда мы уходили, он уженикакой был, но все равно может! Наверное. По крайней мере, мы весь вечер унего просидели, это он подтвердит. Наверное.

– А кроме вас с Илоной, кто-нибудь еще в гостях у него был?

– Никого не было, – глядя на Глеба честными-пречестнымиглазами, поклялся Генка. – Илона показывала свою новую инсталляцию, онаназывается «Соль земли», и… больше никого не было.

Глеб подумал немного.

– Вы вышли от этой вашей запеканки…

– От Кулебяки!

– Вы вышли от Кулебяки, обнаружили Ниночкин труп, решилипозвонить Кате и вызвать ее на место преступления. А почему вы в милицию сразуне позвонили? Чтобы ее взяли с поличным, так сказать?

Генка застеснялся.

– Я хотел, – признался он и потупил глаза, – но Илона меняотговорила. Она сказала, что в ментовке номер сразу определят и узнают, ктовладелец телефона. Она сказала, что гораздо лучше будет, если Катька приедет именты ее прямо на месте возьмут, тепленькую!.. Мы думали, что Катька там вобморок упадет, а соседи милицию вызовут, но она не упала, и милиция позжеприехала.

– И Илона тебе велела забрать у нее телефон, – подытожилГлеб.

– Ну да, – согласился совершенно несчастный Генка. – Если бымы телефон забрали, никто никогда не узнал бы, что ей не Ниночка звонила, азвонила Илона. И я бы сказал, что Катька невменяемая и ее надо на экспертизу,или как это называется у ментов!..

Поначалу Глебу очень хотелось Генку убить. Потом… раздавить,как мокрицу или слизняка. Теперь он смутно понимал, что ни давить, ни убиватьнельзя, нужно как-то использовать его в своих интересах, но было противно.

– Тебя прислала Илона, и ты искал Катин телефон, чтобы отнего избавиться. Я понял. Кать, принеси его портфель, я посмотрю, что там унего.

– Зачем вам мой портфель?! Не смейте его трогать! Вы неимеете права!

– Имею, – сказал Глеб совершенно хладнокровно. – Катя,принеси, пожалуйста!

Портфель – из очень дорогой кожи, шелковистой на ощупь –оказался почти пустым. Генке нечего было в нем носить, никаких бумаг он неписал и эскизов в последнее время тоже почти не рисовал, и портфель ему былнужен исключительно «для красоты».

В первом отделении лежал складной зонтик, и больше ничего.Глеб вынул зонтик и аккуратно положил на журнальный столик. Во втором болталсясвернутый в трубку мужской журнал с соблазнительной красавицей на обложке. Глебвытряхнул красавицу, и сердце у него вдруг стукнуло чуть сильнее, чемполагалось.

Пистолет.

– Так, – самому себе сказал Глеб. – Это интересно.

Полой своей рубахи он подцепил пистолет за ствол и извлек изпортфеля.

Катя медленным движением подняла руку, как будто хотелазащититься. У Генки от изумления приоткрылся рот.

Играет? Так хорошо играет? Или вправду видит пистолет первыйраз в жизни?

– Ты где это взял, убогий? – ласково спросил Глеб иаккуратно положил пистолет поверх глянцевой красавицы. – Только не говори, чтонашел на улице, я тебе все равно не поверю.

Генка с ужасом смотрел на маслянистую черную штуку, лежащуюна столе. Вместе с этой штукой в комнату как будто вошло разрушение, нечтотакое, что уже никогда нельзя будет изменить, и это было очень страшно.

– А он… настоящий? – сглотнув, спросил Генка и умоляющепосмотрел на Глеба. – Самый настоящий?

– Пистолет самозарядный специальный, – не моргнув глазом,сообщил Глеб Звоницкий. – Принят на вооружение в тысяча девятьсот восемьдесяттретьем году. Предназначен для бесшумной и беспламенной стрельбы в условияхнападения и защиты. Ты застрелил Ниночку именно из этого пистолета?

– Я его никогда не видел! Я не знаю, как он туда попал! Незнаю, клянусь! Я никогда… – Генке хотелось заплакать, но он понимал, чтоплакать перед этим мужиком не имеет смысла. Его не удастся ни убедить, ниразжалобить. Ужас пробирался все выше, и казалось, что щупальца этого ужасаползают и шевелятся под кожей, как змеи. – Я никогда его не видел, клянусь! Яне знаю, как он туда попал! Я не знаю, не знаю!!!

– Ниночка, – пробормотала Катя, и губы у нее затряслись, –Ниночка, девочка моя…

Глеб перевернул журнал так, чтобы она не видела пистолет.

– Подожди, – сказал он ей, – не трясись. У этого, – онкивнул на Генку, – не было никаких мотивов! Слышишь, Катя?! Никаких, ни одного.И убить он не способен, разве ты не видишь?

– Но у него… пистолет, – она посмотрела на Глеба.

– Откуда у тебя в портфеле мог взяться пистолет?

– Мне его подбросили! – затараторил Генка, тараща глаза. –Ей-богу, подбросили! Враги!

– Какие враги, а?

– Откуда я знаю! Враги, враги кругом! Я живу в аду, сам незнаю, как я еще жив! Это враги, говорю же!..

– О господи, – пробормотал Глеб, – это не Катю, а тебялечить нужно. Лоботомией. Когда ты в последний раз открывал портфель?

– А?

– Портфель когда открывал, спрашиваю!

– А… в кафе. Я был в кафе с девушкой и кошелек искал, апотом оказалось, что кошелек в пиджаке, а в портфеле его нет. Я все перерыл, иникакого пистолета тогда не было.

– Стоп, – перебил Глеб Звоницкий. – С какой девушкой ты былв кафе? С этой своей Илоной?

– Нет! Не-ет! Я был с Асей!

– Как?! Еще и Ася имеется?!

– Она тут ни при чем! Она святая! Я клянусь, что она святая!

– Откуда она взялась, эта святая девушка Ася?

– А она уже давно… Она сама ко мне подошла, мыпознакомились, и я… ну, я совсем голову потерял, совсем! – Тут Генка ударилсебя кулаком в грудь и сказал торжественно: – Это самая большая любовь моейжизни! Все остальное не имеет значения. Только она.

Глеб посмотрел на Катю, а Катя на него. Потом они обауставились на Генку.

– Господи, – сказала Катя через некоторое время. – Ты,оказывается, такой дурак, Генка! Ты просто очень глупый человек. Как это ясразу не поняла?.. Это же так очевидно.