«Ну все! Ноги моей будет просить!» – подумала Таня,внимательно наблюдавшая за ним с другого конца стола.

– Многоуважаемые родственники Татья… – начал было Пуппер, нодядя Герман ловко заткнул ему рот бутербродом с красной рыбой и почти насильноусадил его на стул.

– Анекдот не желаешь? – сказал он. – Значит, так,антураж такой: волк несется за зайцем! Заяц забегает к себе в дом и уже едвадышит. Волк ломится в двери и кричит: «Заяц, отдай мне мои пять рублей, а тосожру!» Заяц сползает вдоль двери и говорит: «Какие четыре рубля, не знаюникаких трех рублей, жена, у тебя есть два рубля, дай ему рубль!»

Гурий Пуппер даже не улыбнулся, зато мадам Дурневаперепугалась не на шутку.

– Герман, умоляю! Только не про зайцев! Не надо ничегоушастого! Хочешь, чтобы у тебя случился рецидив? – басом загрохотала она.

– Что, не смешно? Ах да! У вас же там другая валюта! –догадался директор фирмы «Носки секонд-хенд», безуспешно прождав некотороевремя реакции иностранца. – Кстати, хотел спросить: банк-то тебя необманывает? Ежели что, мы этим гоблинам рога-то пообломаем! Двойным учетом и поушам, по ушам! Они у меня мигом в районную сберкассу младшими операционистамизапросятся!

Пуппер решительно встал, заставив подпрыгнуть стол. На щекаху него появились красные пятна. К углу рта прилип кусочек рыбы.

– Я! Я хочу жениться! – выпалил он.

Бывший депутат ничуть не удивился.

– Ну и женись, если больше делать нечего. Только поверь, моймальчик, наличие жены еще никого не сделало счастливым! – великодушносогласился он.

– Так вы согласны? Тогда я женюсь на Тане! Я прошу у вас ееруки! – еще решительнее произнес Пуппер. Шампанское сделало его смелым.

Тетя Нинель привалилась к стене. Стена выдержала.

– Мамуль! Ты слышала? Эта противная Гроттерша все делает мненазло! – донесся из коридора душераздирающий вопль. Что-то с грохотомобрушилось на пол. Это Пипа, пришедшая было в себя, вновь лишилась чувств.

– Мне только семнадцать! А в моей стране нельзя женитьсяраньше двадцати одного года без согласия опекунов… А мои опекуны никогда несогласятся! Ни тетя Настурция, ни другая тетя, которая снится магвокатам… Яговорил с ними тысячи раз – они говорят, что Таня гадина и лимитчица… И вообщефамилия у нее подозрительная, – страдая, продолжал самозабвенно бормотатьПуппер. – Я хочу, чтобы у нас с Таней была помолвка! Потом, когда мнеисполнится двадцать один (ей тогда будет восемнадцать), состоится свадьба!

– Вот когда исполнится двадцать один, тогда и приходи! Прямв тот же день! – с облегчением закивала тетя Нинель, сообразившая, что этобудет совсем еще не скоро. – А пока не хочешь ли пригласить нашу Пипочку вкино? Девочка будет просто счастлива. Говорят, вышел на экран очень хороший фильм– «Гэ Пэ и узник Таракана»… Айседорка Котлеткина уже ходила, и ей оченьпонравилось. Она рыдала в голос, когда узник Таракана гонялся за Гэ Пэ. Правда,потом оказалось, что это был совсем не тот, на кого думали, но билетов в кассувсе равно обратно не принимали…

Осчастливленный Пуппер на правах будущего родственника выпилеще бокал шампанского. Таня решила пока не огорчать его отказом, тем более чтоэто было бы только на руку Дурневым. «Потом откажу», – подумала она.

Не прошло и получаса, как Дурневы недружно, но с большимчувством пели:

В лесу родилась Гроттерша, в лесу она росла!

Зимой и летом стройная зеленая была!

Развеселившийся Пуппер петь по-русски не мог, но вовсюподтягивал.

Пришедшая в себя Пипа с ненавистью глядела на малюткуГроттер.

– О, Таня, какие у тебя чудные родственники! –восторженно воскликнул Гурий, подбегая к ней. – Какие они непринужденные,какие естественные! Моя тетя Настурция и другая тетя, чьего имени нельзяпроизносить из-за магвокатов, в сто раз зануднее! Они бы сейчас сидели с такойкислой миной, будто проглотили ящерицу или дохлую жабу!

– В самом деле? А я почему-то готова махнуться с тобойродственниками, не глядя. Да еще Пипу дать в придачу, просто каксувенир! – проворчала Таня.

* * *

С того момента, как Таня с Пуппером появились в квартиреДурневых, Халявий посматривал на них хмуро и с большим подозрением. Он дажезабился в дальний угол и уселся на ковре рядом со шкафом. Похоже, совесть егобыла неспокойна.

– Кольца… то ись… понапяливали… Терпеть не могу! Ты ихприглашала? Я – нет! И чего приперлись? – шепотом жаловался он таксеПолтора Километра. Такса, успевшая уже найти с Халявием общий язык, согласнотявкала, демонстрируя полное единство мнений.

Внезапно перстень прадеда Феофила на руке у Тани раскалилсябезо всякой видимой причины. Таня вскрикнула, мгновенно вспомнив о своемпоручении. Посох! Если она вернется с пустыми руками, эта новогодняя ночьстанет последней ночью Тибидохса. Таня осторожно развернула пергамент, которыйдал ей Сарданапал. Лист пергамента был чистым. Она удивленно оглядела его сдвух сторон и наконец догадалась выпустить искру.

Искра получилась красной, что Таню не особенно удивило.Последнее время у нее выходили почти исключительно красные искры. По пергаментупробежало синеватое пламя. Казалось, он должен был сгореть, но вместо этогоогонь разбежался по углам, вытянулся и, соединившись тонкой струйкой, образовалогненные буквы.

Дядя Герман и тетя Нинель вскочили.

– Гроттерша хочет поджечь квартиру! Папуля, можно я вызовупожарников по твоему мобильнику? – пискнула Пипа.

Обычный телефон в квартире Дурневых уже два дня не работал:Халявий перегрыз провода, когда в последний раз вообразил себя машинкой длянаклеивания этикеток.

– Лучше по маминому. Мой почти наверняка прослушивают.Думаешь, зачем я все время держу аккумулятор отдельно и прячу его ночью встарые тапочки? – машинально сказал самый добрый депутат.

– Мой разряжен! По своему вызывай! Где твой? –огрызнулась тетя Нинель, предупреждая вопрос Пипы.

Пипа засмущалась. Она еще не говорила родителям, чтопревратила свой мобильник в золотой слиток. Не без участия царя Мидаса,разумеется.

Таня не прислушивалась к крикам суетившихся Дурневых. ДядяГерман, Пипа и тетя Нинель словно перестали для нее существовать. Она впиласьвзглядом в огненные буквы, зная, что ей ни в коем случае нельзя сделать теперьошибки в заклинании. А оно, как назло, было не в рунах, не в лопухоидныхбуквах, а написано латынью. Она наверняка сбилась бы, не приди к ней на помощьперстень Феофила Гроттера.