– Это че? Новый выпуск, что ли?

– Он самый.

Продавец покрутил коробку в руках, затем решительно сунул в карман, свистнул. Подскочил какой-то пацан.

– Постой на точке за меня пару часиков.

– Не вопрос…

Торговец поднялся – я заметил, что он сидел на старомодном деревянном ящике – к нему моментально пристроился звероватого вида телохран с турецкой помпой.

– Прокатимся? Приглашаю.

– Давай.

Я сделал демонстративно знак – в пустоту, но торговцу о том, что я тут один, знать совсем не обязательно.

С наркомафией я дела уже имел. Нет, не в том смысле, просто я знаю, что это такое и что от них можно ждать.

Наркомафиози, барыга – это тварь последняя. Во-первых, многие из них подментованные, если не все, работают в паре с операми из наркоконтроля. Тех, кто полезет в бизнес без спроса, сдают на раз. А если ментовская крыша – работают. Время от времени сдают зарвавшихся или ворующих дилеров, чтобы и результат у крышующего все это мента был, и своим урок: поссорился с поставщиком, сел надолго.

Наркомафиози распоряжаются жизнью и смертью тех, кого им удалось посадить на иглу. Это без шуток. У каждого из них есть рабы – кто-то по дому работает за дозу, девки, кто посимпатичнее и в самом начале, телом на дозу зарабатывают. На каждом из наркомафиози – десятки погубленных, изломанных жизней.

Торгуют они разным. Не знаю как, но до катастрофы многие отошли от героина и кокаина, слишком опасно, далеко надо везти, упавшая цепь поставок накрывает сразу много людей. Куда большей популярностью пользуется химическая дрянь типа первентина (винта) и еще более опасная дрянь типа «Белого китайца», которую гонят в лабораториях. Еще торгуют левыми таблетками – до Катастрофы, например, крайней темой было ширять какие-то глазные капли. Ну и… соли. Это какая-то дрянь, которая непонятно то ли законная, то ли нет – юридически это соли для ванн, фактически это ширяют или пыжают. Человек за несколько приемов превращается в недоумка.

Ну и еще одна тема – те, кто съезжает. Когда человек становится наркоманом, родители, родственники готовы заплатить любые деньги за то, чтобы родной человек скинулся. Возникает целый бизнес по лечению наркомании, из родственников профессионально тянут бабло. Причем чаще всего – крышуют его те же, кто продает наркотики.

Удивительно, но я никогда не пробовал даже затянуться коноплей. Просто с детства был один на льдине… друзей практически не было, и мне не в падлу было сказать «нет» на предложение нюхнуть или курнуть – потому что мне было параллельно, что обо мне подумают и что скажут. Но уже во взрослом возрасте, соприкоснувшись с наркотой и тем, что она творит, я на всю жизнь сохранил хладнокровную ненависть к барыгам, пьющим человеческие жизни. И то, что этот барыга мне пока нужен, ни о чем еще не говорит.

У барыги был большой коттедж на Одинковке, поселке, стоящем на речке Самаре. Там была вооруженная охрана и даже бронетранспортер. Наш «Ланд Крузер» знали и пропустили сразу же…

Заехали на двор, там был еще один охранник и какая-то женщина, пожилая и по виду затурканная, в обносках. Барыга отдал необходимые распоряжения, потом обратился ко мне:

– Щас еще одного человечка позовем, он в теме…

Я пожал плечами – мол, делай как знаешь…

– Пошли, посидим пока, по пиву жахнем…

Мы пошли в беседку за домом, там тек ручей. Хозяин покопался в нем. Выставил на стол две бутылки без этикеток, я отрицательно покачал головой.

– А чего так?

– Терки на трезвак надо тереть.

– Да какой трезвак, ты чего, с пива отъедешь?

* * *

– Ну, как знаешь…

Хозяин коттеджа отпил пива, тут подскочила собака, большая. Тот обласкал ее.

– Не боитесь?

– Чего?

– Собака зомбируется…

– Не… этот у меня давно… с тех самых времен. Правда, Питон…

Пес со странным наркоманским именем – а веса в нем было килограммов шестьдесят – положил лапы на грудь хозяина и согласно лизнул его.

– Ну, ладно, иди… иди…

Барыга отхлебнул из своей бутылки.

– Пшеничное. Тут наладили варить. Ты сам-то кто будешь?

– Человек божий, обделан кожей.

– А серьезно?

– Чтобы получить другой ответ – задай другой вопрос.

– Ты откуда?

– С Ижевска.

Барыга присвистнул:

– Далеко забрался.

– Как сказать.

– Реально далеко. У нас есть группы, они в Европу ходят, ништяки всякие таскают. А ты реально далеко забрался.

– Волка ноги кормят.

– Ну да. А чем барыжишь?

– Что есть, тем и барыжу. Стволами, патронами тоже. Я не от себя продаю.

– А от кого?

– От республики.

– Какой?

– Удмуртской. Теперь уже Волго-Вятской, наверное.

– Постой, так у вас там чо – государство?

– Ролик хочешь на телефоне глянуть?

Эти ролики были у нас у всех… на самом деле действовало. Понимаете… государство, оно как воздух, пока оно есть – оно не ощущается. Ощущаться начинает, причем очень реально, когда его нет.

Причем отсутствие государства бьет по всем, и по хорошим людям, и даже по подонкам. Те же воры – они все равно должны чем-то питаться, заправлять и ремонтировать машину, им нужен свет в доме и тепло. А когда всего этого нет, а на улицах стреляют и жрут – вот тогда становится хреново по-настоящему…

Я на самом деле начал понимать, почему русские в тридцатых приняли тоталитарное государство Сталина и не восстали. Потому что после революционного разгула самый жестокий порядок казался манной небесной…

Барыга просмотрел ролик два раза, отложил телефон, хлебнул еще пива. Сказал:

– Чудно́…

* * *

– А ты знаешь, я ведь русский. У меня батя тут служил в девяносто первом. Решили остаться… тепло, пожрать есть чего…

Я молчал.

– Нет, на самом деле – чудно́. Я вот смотрю на хохлов и думаю, кто ж вам жить-то не дает, уроды. Чо вас всю дорогу колбасит-то – не майдан, так безвиз. У вас – нормальная жизнь даже щас, когда нигде жизни нет. А тут, бляха муха, и до того, не понос, так судорога…

Барыга допил пиво и подвел итог, коротко и страшно:

– Заипло…

Пришел какой-то военный дядя, лет тридцать с чем-то, на плече «Форт» – это израильский автомат, почти как «калашников», его по лицензии «Форт» производил, козырная штука для понимающих. Поздоровались…

– Потапов… можно Потап.