— Данные.

— Три два. Три ноль. Три два. Три пять. Три…

— Хватит, «Телесфор».

Я вытащила из узла волос прядь и принялась наматывать ее на палец. Мне не нравилась статистика инжекторов сверхтоплива, но проверить все я не могла: систему слишком тесно повязали с незнакомым мне «дыроколом» Аустермана. Так что полную калибровку пришлось бы проводить с риском оказаться где-то в далеком и глубоком междумирье.

Разглядывая на свет биолитовую плату, я пыталась сосредоточиться: мозги скрипели престранно, словно обрабатывая впечатления двух-трех людей сразу. «Ну что ж ты такая умная, а, дура?» Я ожесточенно пожевала губу и с хрустом воткнула плату в гнездо. Дурацкие умопомрачения надо как-то убрать — в сто пятьдесят четвертый раз эта мысль не стала убедительнее. Разве что чуть-чуть отчаяннее.

— Работаешь?

Обормот, кто же еще. Я оттолкнулась руками и выскользнула из сервисного канала. Дональд ставил на снятый кожух стаканы, под мышкой у него была зажата подозрительного вида бутылка.

Я потерла ладонями о штаны и повела плечами:

— Это что такое?

— В-выпивка. Кафтиан, — ответил Дональд, сворачивая бутылке шею.

«Вот еще новости».

— За что пьем? — поинтересовалась я, принимая наполненный стакан.

Густая пена и не думала никуда деваться, а почти кофейная жидкость мгновенно напомнила о том, что мозги мозгами, но пить я хочу. Даже пускай и крепкое пиво.

— П-просто так, — улыбнулся Дональд.

— Без повода? По-докторски, значит? Клево.

Кафтиан оказался холодным, горько-кислым и, по-моему, страшно благородных кровей. А выпивать с и без того больной головой — это нечто, надо попробовать нажраться. Только с Марией, а не с этим уютным засранцем.

— Ну, п-повод у нас есть, — сказал Дональд, изучая высокий стакан на просвет.

— Колись уже, — посоветовала я. — И лучше бы это оказалась не какая-нибудь удачная закупка.

Мы сидели в полутемном двигательном отсеке, похлебывали пиво, глядели друг на друга. Дональд лучился безмятежностью, и мне это почему-то не нравилось — то есть нравилось, конечно, но как-то необычно это. Только соскочили с одного заказа, еле успели заправиться и пополнить запасы, как сразу поджал срок последней нашей сделки с Рыжим…

Тебе, обормот, надо сейчас смотреть угрюмо и искать поддержки. Короче, темнишь ты, мой капитан. Ой, темнишь.

— Д-давай допьем — и пойдем смотреть на наш повод, х-хорошо?

Я улыбнулась:

— Договорились. А вообще — мило вот так пьянствовать на крейсерском ходу. Ты хоть Дюпона приткнул на вахту?

— Мгм, — сказал капитан одновременно с глотком.

Для смелости он пьет, что ли? Я терялась в догадках и пила быстрее, чем надо бы, так что к концу бутылки икала, как окосевшая стажерка. Или как наша доблестная доктор Карпцова.

— Ну ч-что, идем? — спросил Дональд, вставая.

Я проследила за его лицом. Изнаночная серость лихо скрадывала малосущественные детали, и главное мне ухватить удалось: обормот на самом деле слегка нервничал.

— Идем. А по дороге ты рассказываешь, с чего это мы внезапно с тобой забухали в двигательном отсеке.

Дональд пожал плечами:

— Да п-просто захотелось.

— Не убедил.

— Н-ну… Прости.

«“Прости”? Да что за ерунда?»

— Дональд, ты точно в порядке?

Вот я позорище, а? Иду, в глаза ему заглядываю, икаю тут, значит, а он весь такой благодушный, спонтанный и всепонимающий.

— Да в порядке, в порядке! Б-бежим!

Дональд схватил меня за руку и потащил за собой. А я не сделала даже рефлекторной попытки высвободиться, не удержала его на месте рывком — просто побежала наперегонки с совершенно дикой мыслью:

«Он ухватил меня за руку!»

— И что это такое?

— П-погоди.

В рубке было прохладно, и причину я обнаружила довольно быстро: кто-то — не будем показывать пальцем на одного заикающегося идиота — разворотил систему охлаждения блоков памяти ВИ. Оттуда торчали провода, ведущие к независимому терминалу. «А я еще гадала, почему во время диагностики сбивались настройки у “Телесфора”».

— Смотри вот с-сюда.

Я посмотрела на экран терминала. Это была типичная трехмерная развертка структуры данных ядра ВИ. Тут было неприятно много файлов с функцией самоперезаписи, и почти у всех инициальные пакеты оказались закодированы. «Вот ни разу не странно, что эта погань не реагировала на угрозы форматирования».

— Вижу, — мрачно сказала я. — Редкостная сволочь проектировала эту систему.

Дональд удивленно глянул на меня, потом на экран.

— Извини. В-вот так.

В неприметной директории прятались четыре файла — маленький пакет и три самых настоящих монстра, в каждый из которых можно было умять логи всей нашей беготни по галактике. И подробные видео из каждой каюты.

— Что это?

— М-мне надо кое-что рассказать тебе.

Я прищурилась, а Дональд встал и, усевшись напротив меня, вздохнул. Это было до неприличия драматично, но, видимо, все настолько плохо, что для разговора понадобилось немного спирта.

— П-помнишь, я рассказывал тебе, как очнулся на «Телесфоре»? Н-ну, самое начало.

— Кошмары, «Вернись». Помню.

Обормот кивнул, зачем-то оглянулся на пульты управления «Телесфора» и продолжил:

— Я сказал, что ВИ б-был чистый. Это не совсем так. Помимо рабочих данных системы б-были эти файлы.

Я снова посмотрела на экран.

— Эти?

— Да.

— И что это значит?

— Я не знаю т-точно.

— То есть, ты напоил меня кафтианом, чтобы показать странные файлы?

— И не т-только их.

Так-так. Рядом располагались две папки схожих гигантских размеров: одну из них я уже видела изнутри, а у второй даже название отличалось только в последних знаках.

— И что там? В файлах во второй папке?

— Я тоже н-не знаю.

Черт, да как же вы меня все…

— Слушай, ты, идиот!..

Я замолчала — даже не сразу поняла, как так получилось: он положил ладонь мне на губы. Просто взял и положил. Чудесная пауза закончилась одновременно с моим ступором, когда я представила, как на него смотрю.

— П-полегчало?

Сидя на полу, Дональд массировал кисть, а кровавая пелена медленно сползала у меня с глаз. В левой ладони пульсировало — я его свалила «вторым касанием». О, черт, черт, черт. Так нельзя, Алекса. Так совсем-совсем нельзя.