Сакс явился только следующим вечером, ближе к полуночи. Я уже ложилась спать, когда услышала шорох притормаживающих шин у дома.

Сон как рукой сняло. Набросив халатик, я вылетела из спальни навстречу мужчине, который теперь уже стопроцентно не испытывал ко мне ни капли чувств.

В итоге столкнулась с ним в холле. Едва мазнув по мне ничего не значащим взглядом, Герберт скупо кивнул, даже не утруждая себя словами, чтобы поздороваться. А после, нигде не останавливаясь, прошел по направлению к своему кабинету. В руках он держал явно тяжелый кейс. Я видала, как вес оттягивает ему руку…

– Ты должен со мной поговорить, – начала я, спеша за ним и не отставая ни на шаг.

Он резко обернулся и остановил меня жестом.

– При всем моем уважении, мисс Райт. Но я вам ничего не должен. Нас не связывают никакие договорные обязательства, имущественные тоже. Поэтому нам в принципе не о чем разговаривать.

– Но… – Я не собиралась сдаваться. – С тобой может быть нет, а вот с «ним»…

В душе жила уверенность: инкуб поймет, что я имею в виду. Ведь что-то же заставило этого чурбана ехать меня спасать, пусть даже это совсем нелогично. Значит, в его правильных бездушных мозгах он просто выполнял намерения того, кого я называла Гер.

Но мои слова мужчина проигнорировал – как шагал, так и продолжал шагать дальше.

– Он не хотел становиться тобой! – выкрикнула я вслед. – Ему нравилось жить нормально! Ты должен уважать его желание и вернуть все, как было.

На миг в холле повисла пауза. Инкуб на мгновение замер и на этот раз, не оборачиваясь, произнес:

– А еще он боялся умирать, что бы тебе ни говорил. Не хотел смерти и собирался цепляться за каждую секунду жизни. Выходит, ты хочешь, чтобы я обратно стал этим «слабаком»? Хочешь доставить ему страдания и страх?

– Нет, – смутилась я, не понимая, как можно объяснить инкубу то, что он понять в принципе не в силах. – Я хочу, чтобы ты был ЧЕЛОВЕКОМ!

– Или ты просто эгоистка, которая решила, что вправе решать за него. Поэтому великое благо, что сейчас во мне говорит здравый смысл, а не чувства, чтобы поддаться тебе.

– Неправда! – выпалила я, хоть и понимала, он прав.

Я действительно хочу видеть своего Герберта, а не этого…

– Вы, люди, слишком эгоистичны, – наконец обернулся он ко мне, чтобы говорить, смотря прямо в глаза. – Сколько раз я просил тебя попробовать родить мне сына, но ты не слышала. Была слишком замкнута на собственных эмоциях, и я до сих пор не могу постичь, почему «тот второй» перестал предпринимать попытки тебя уговорить, хотя мог бы дожать. Глядя на тебя сейчас, я вижу, ты выносила бы и родила мне сына, потому что хотела бы жизни для него.

Мои пальцы невольно сжались в кулаки, а челюсти свело от бессильной злобы.

– Ты подонок, – выдохнула, сдерживая в себе желание расцарапать ему лицо.

Но весь вид Сакса говорил, что ему плевать на мои чувства.

– А знаешь что, – немного подумав, продолжил он, поднимая перед моими глазами кейс. – У меня для тебя предложение. Последнее, по-настоящему деловое. Здесь в свинцовом саркофаге лежит запонка-артефакт. И я готов ее надеть уже завтра утром. Но лишь с одним условием…

По моей спине пробежала волна холода, потому что я уже знала, что сейчас мне предложат.

– …Ты останешься со мной этой ночью. Просто помни, что если у нас все получится, то даже после моей смерти ты будешь носить в себе частичку своего Герберта. Так что выбор за тобой, Виола.

* * *

Когда-то очень давно я слышала одну мудрость, что даже после смерти мы продолжаем жить в наших детях.

Было ли это правдой? Скорее всего, да, потому что в себе я всегда ощущала частичку матери и отца. Они вкладывали ее год за годом через разговоры, поступки, воспитание. Ведь дело даже не в чистой генетике, важно то, что у человека в голове.

Именно об этом я размышляла, поднимаясь по лестнице в свою спальню и обдумывая предложение инкуба.

Если я соглашусь, то даже не сомневалась, что желание Сакса исполнится, и получится сын. Слишком я привязалась к этому мужчине. Настолько, что буду действительно по-настоящему желать этого ребенка, чтобы увидеть знакомые черты лица, чтобы любоваться им…

Вот только разве это не принесет страдания этому маленькому человечку?

Еще один инкуб, еще одна несчастная душа и бесконечные роботы-воспитатели, потому что людские мысли будут заставлять его голову взрываться болью?

Хотя выход я уже придумала – создать еще одну запонку уже для ребенка. Чтобы он с самого детства жил и не знал, что такое быть бездушным существом. Чтобы мой сын был ребенком не инкуба, а того самого Гера, которого мне хотелось спасти.

Еще около часа я просидела напротив зеркала в своей спальне, готовилась морально и, прижав руку к искусственному сердцу, благодарила артефакт за то, что инкуб в очередной раз не сумеет прочесть моих мыслей, потому что наверняка будет не рад, если узнает, что своему сыну я не позволю стать эмоциональным «инвалидом».

А после встала и пошла.

Мне было не страшно, я просто отпустила ситуацию, зная, что все пройдет максимально аккуратно и безболезненно. В конце концов, я просто прикрою глаза, представляя, что нахожусь в постели именно с тем Гербертом, которого, черт возьми, похоже, действительно… Полюбила?

Это слово даже в мыслях я произнесла осторожно, потому что никакой уверенности не было.

А вот крылья за своей спиной я все же ощутила. Опавшие, будто сломанные и волочащиеся по полу.

Им не от чего было воспрянуть вверх…

Уж точно не от голоса за дверью, который меня ждал:

– Входи, Виола. Я знал, что ты придешь.

Герберт

Я снова чувствовал.

Горечь и непонимание.

Зачем она это сделала?

Я стоял в своем кабинете перед раскрытым кейсом, держал в руках запонку, и меня словно цунами накрывало бурным потоком эмоций. Будто все то время, что я был их лишен, они накапливались где-то рядом, чтобы накатить и убить меня своим весом.

Рухнул на колени, сжал голову руками и мучительно застонал от воспоминания того, что происходило еще десять минут назад.

Виола все же пришла, скинула свой тонкий халат у порога моей комнаты и сделала шаг вперед. Тот, второй я, даже не восхитился ее смелостью, он не сказал ни слова – воспринял все как должное.

После был просто процесс, механика, никакой страсти и притворства. Но прикрытые веки и слегка прикушенные губы Виолы до сих пор стояли перед глазами.

Ей не нужно было приходить. Она должна была отказать мне, как делала десятки раз до этого, потому что все это было четким и хорошо спланированным шантажом моего второго «я». И чем бы оно ни руководствовалось, но именно железная логика позволила рассчитать реакции Виолы заранее. Инкуб во мне знал, что девушка согласится, и сделал для этого все.