– Вы и не могли меня видеть. Я весь день была в бегах,а когда добралась до номера, сразу же легла в постель.

– Великолепное времяпрепровождение, – заметил онигриво, протянул руку к карте вин и заказал сухое белое бордо, терпкое, крепкоеи необыкновенно душистое. Она никогда не пила ничего подобного. Кроме всегопрочего, Филипп разбирался и в винах!

Они ели омаров, на сладкое подали шоколадный мусс, затем помаленькой чашечке кофе-эспрессо. А потом он и вовсе удивил ее, заказав что-топод названием «Грушовка».

– Что это?

Принесли нечто похожее на газировку, но первый маленькийглоток обжег рот пикантным вкусом груши. Филипп улыбнулся, наблюдая завыражением ее лица.

– Это грушевое бренди. Я вижу, миссис Харпер, вам надопровести некоторое время в Европе. Вы давно там не были?

Она улыбнулась далеким воспоминаниям. Она не была там современ их последней поездки с Томом.

– Давно. Раньше я ездила со своими родителями, но с техпор много воды утекло. Я не была там, – она немного подумала, – более семи лет.Но тогда я была совсем молодая, и никто не предлагал грушевого бренди.

Том наверняка не подозревал о существовании «Грушовки», еговполне устраивало немецкое пиво. Она даже не могла уговорить его попробовать«кир», или чинзано, или какое-нибудь местное вино, когда они путешествовали поИталии и Франции. Только пиво.

– Между прочим, пейте осторожно. Это крепкая штука. –Он произнес это заговорщическим тоном и ближе придвинулся к ней.

– Его иначе и нельзя пить, оно так и обжигает рот! Кейтсделала маленький глоток и зажмурилась, но Филипп не выразил никакого беспокойствапо этому поводу. Он улыбался ей, закуривая «Данхил Монте-Кристо». Филипп Уэллсбыл человеком со вкусом. Пока он зажигал сигарету, она посмотрела, чтопроисходит у него за спиной, и чуть не ахнула. Стала пристально вглядываться...Нет, не может быть... Но она не ошиблась. Кейт не видела его двенадцать лет. Ееотец!

– Что-нибудь не так? – Филипп вопросительно посмотрелна нее сквозь голубой дымок. – Кейт?

Она кивнула, не глядя на него.

– Извините. Я увидела знакомого. Он почти не изменился.Немного побелели волосы, и, пожалуй, чуть похудел. – С ним рядом сидела молодаяженщина почти ее лет. Где ее мать? Кто эта девушка?

Зачем ей это знать после стольких лет? Она совершенно забылао Филиппе, и он забеспокоился, увидев, как она побледнела.

– Кейт, вы хотите уйти? – Он подозвал официанта, недожидаясь ее ответа, но она только затрясла головой и быстро встала со стула.

– Я сейчас вернусь.

Это было безумие. Ей не надо подходить. Он будет над нейсмеяться. Пошлет к черту. Он... Но она должна подойти... должна... Оначувствовала, что идет ровным шагом, и вот остановилась, глядя прямо на него.

– Отец!

В ее глазах стояли слезы. Он посмотрел на нее, потрясенный,медленно встал, кинув быстрый взгляд на свою спутницу. Такой же высокий иимпозантный, как всегда. Затем перевел взгляд на Кейт. Она выросла и сталавполне взрослой женщиной. Но он не протянул к ней руки. Они просто стояли,разделенные столом и вечностью.

– Кейт.

Она кивнула, и слезы потекли по ее щекам. Но она улыбалась.Его глаза тоже увлажнились. Он не находил слов.

– Я читал твою книгу.

– Да? – Вот оно что! Прочитал, но не позвонил, ненаписал, не постарался как-то найти ее. Почему?

– Чудесная вещь. – Еще один поклонник. Нет, не так. Онее отец. – Кейт, прости меня за все. Мы... мы думали, что лучше не вмешиваться.Было бы только труднее. Неловко.

Неловко? Боже мой, столько лет прошло, а он извиняется. Онипрочитали о Томе в газетах, знали, что с ней творится, но так и не протянулируку. Кейт перестала плакать. Она видела, что ее отец хочет еще что-то сказать.Он хорошо выглядел. Постарел, но возраст был ему к лицу. Она оказалась права.Он был похож на Филиппа Уэллса. На мгновение мелькнула мысль, что отец тожепреуспевающий неудачник. Кто эта девушка рядом с ним и что он делает вНью-Йорке?

– Я теперь живу в Нью-Йорке. – Он снова посмотрел надевушку, потом на Кейт. – Ты тоже? – Он явно нервничал, и у Кейт отлегло отсердца. Наконец. Все прошло.

– Нет. Я здесь просто по делам. На несколько дней, –сказала она, чтобы не связывать их обязательствами снова с ней встретиться илиподыскивать предлог этого не делать. Должно быть, не совсем удобно иметьзнаменитую дочь, у которой оказался плохой вкус. Она перевела взгляд надевушку. – Извините, что прервала ваш ленч. Мы просто давно не виделись.

– Я знаю. – Девушка говорила очень спокойно, но спониманием. Она хотела сказать Кейт, что сожалеет о случившемся, но это была неее проблема. Это их дело, пусть сами разбираются.

Отец снова почувствовал себя неловко. Женщина за его столомбыла на три года моложе Кейт.

– Кейт, я... я хочу представить тебе свою жену. Эмес,это Кейтлин.

Кейтлин... он все еще называл ее так. Кейтлин. Это имястояло на книге. Но эта женщина... эта женщина была его женой? До нее вдругдошло.

– Твоя жена? – Кейт посмотрела на него с изумлением. –Вы с мамой развелись? – Боже, прошла целая жизнь – как будто на разныхконтинентах. Но отец медленно покачал головой.

– Нет, Кейт. Она умерла. – Он сказал это так тихо, чтоона едва услышала его.

На какую-то долю секунды она закрыла глаза, потом открыла,но не заплакала. Только кивнула:

– Понимаю.

– Я пытался найти тебя, дать тебе знать, но не нашелтвоих следов. – И тогда он вынужден был спросить: – А Том... Он...

Но она покачала головой и оборвала его:

– Нет, он жив.

– Извини. Это, должно быть, очень тяжело. Или... – Онвсе еще помнил, что тогда писали в газетах. Но он не мог... Они писали...

Он почувствовал осуждающий взгляд своей молодой жены,сидящей рядом. Он и Эмес часто спорили об этом, особенно после того какпрочитали книгу Кейт.

– Да, я все еще езжу к нему, отец. Он мой муж. – И онас милой улыбкой повернулась к Эмес: – Извините за то, что я испортила вам ленч.

Эмес только покачала головой. Она хотела ближе познакомитьсяс Кейт, стать ее другом. Господи, какими они были жестокими по отношению к ней!Она не могла их понять, когда он пытался объяснить ей. Если он попробует такпоступить с их сыном, она попросту убьет его. Но он никогда так больше несделает. Он тоже это знал. Этот ребенок будет навсегда с ним.

– Я... ты должна... – Это было невыносимо: стоятьздесь, задавать вопросы, а на самом деле быть в качестве статиста в греческойтрагедии. – У тебя есть ребенок?