что Накадия напоминает всем, на какую низость может пойти Империя, о том, что на планете, которая могла бы прокормить триллионы, враг хранил яды.

Он не стал зачитывать эту речь на похоронах. После того как Хобер совершил обычную процедуру, а Намир не произнес ни слова, Челис вышла вперед и произнесла речь сама. Реакция оказалась по большей части положительной, что не удивило Намира. Речь была хорошая. День за днем губернатор завоевывала доверие роты, и солдаты привыкли к ее речам.

В тот вечер он не пошел ни в Клуб, ни к Челис, а просто лег на койку — койку Горлана, — думая, что бы капитан сделал иначе, чем он. Поступил бы он по-другому вообще, осталась ли рота такой же, как прежде, — истекала кровью в сражениях с отчаянным желанием победить, но зачастую и проигрывая, — или это просто взгляд Намира изменился.

Он уже жалел, что сцепился с Челис. Его беспокоило, что, по сути дела, на корабле она была единственным человеком, который понимал его. Намир подумал было сказать ей об этом, но отмел прочь эту мысль. Эта женщина не была ему другом, и какая бы близость между ними ни возникла, она разбилась еще на Хоте.

Эта мысль тоже казалась какой-то чужой, но была достаточно близка к правде.

В течение следующей недели Сумеречная выиграла еще два сражения — в горах Наатора и в наполненных ядовитыми испарениями каньонах Зейгобы. Рота побеждала. Солдаты погибали. Мучительный путь продолжался, и даже Челис была согласна с тем, что надо бы дать солдатам роты день на отдых и пополнение запасов. Челис и Фон Гайц предложили, чтобы «Громовержец» провел ночь перед боем на Куче-9 — планете-свалке, которую Империя не удостаивала своим вниманием, — где мусорщики рылись в грудах отбросов давно погибшей цивилизации.

Увольнительной оказалось недостаточно. Намир ожидал, что большинство солдат останутся на борту. Но тем не менее он и сам оказался в кантине под открытым небом вместе с горсткой товарищей, где, попивая забористое местное пойло, пытался флиртовать с зеленокожей женщиной, которую вовсе не впечатляли его байки о том, что он метеоритный шахтер.

После ее ухода Гадрен принес ему еще три стакана.

— Ты неплохо постарался, — заметил он, — но пора признать поражение и вспомнить о собственном достоинстве.

Намир попытался выпрямиться на стуле, но понял, что его все равно клонит вперед.

— Спорим, Головне ты такого не говорил.

Гадрен бросил взгляд в дальний угол кантины. Намир уже целый час не видел бывшую охотницу.

— Потому что пить она умеет лучше тебя, — сказал Гадрен. — И нам плевать, если она будет валять дурака.

Намир хохотнул и отодвинул выпивку прочь:

— Тонко. Умно. Горлан никогда не позволял себе казаться идиотом…

— …на людях, — закончил Гадрен спокойным и умиротворяющим голосом. Он подсунул руку под плечо Намира и поднял его на ноги. — Что вытворял Горлан наедине с собой, это еще одна тайна, которую он унес в могилу, но не сомневаюсь, что, как и у всех, у него тоже были и недостатки, и дурацкие причуды.

Намир хрюкнул. Гадрен, слегка поддерживая, вел его по главной улице поселения — грязной дороге, по обе стороны которой тянулись барахолки и лавки старьевщиков, — не обращая внимания на уличных торговцев и воров.

— Помнишь драку на Дрейвусе? — спросил Намир. — Как мы потом пировали?

Гадрен гулко хмыкнул:

— Помню. Ты произвел впечатление на огнеходцев. — Сделав паузу, он почесал двойной подбородок. — Дергунчик вспоминала Дрейвус вчера вечером. Нам не хватало тебя в Клубе.

Намир не ответил, и инородец продолжил:

— Мне вспоминается другая кампания. Еще до тебя, до Головни и даже лейтенанта Сайргона. Я рассказывал про Феррок-Пакс?

Намир хотел было кивнуть, извиниться и уйти. Ему нравилось общество Гадрена, но он не был уверен, что сможет долго его терпеть. Вот только идти было некуда. Десантный корабль не вернется на «Громовержец» еще несколько часов.

— Вроде нет, — ответил Намир.

Гадрен с мудрым видом кивнул:

— Я тогда только-только вступил в Сумеречную, едва умел держать бластер так, чтобы не обжечь пальцы. — Он повертел мясистыми ручищами, словно выискивая на них шрамы. — Нас было едва ли две сотни бойцов, и мы уже много дней шли по развалинам царства какой-то протоцивилизации с целью обойти врага с фланга. Если бы мы перемещались по воздуху, подкрасться незаметно точно не вышло бы. В пути мы бросали тех, кто уже не мог идти или кто обессилел от голода, поскольку наши припасы подходили к концу. Мы теряли храбрецов из-за диких зверей, кто-то пал жертвой чужой технологии, о которой мы слишком мало знали, чтобы защитить себя.

Потом было сражение, которое мы выиграли, вопреки смеющейся жути и ее кошмарным воинам. Мы вывезли повстанцев, на спасение которых нас послали, но схватку пережили лишь тридцать семь солдат.

«Сильно даже по стандартам Сумеречной», — подумал Намир.

— Видимо, потому прежде я и не слышал этой байки, — сказал он вслух. — Мало кто выжил, чтобы рассказать ее.

— Да, — согласился Гадрен. — Мало кто. Но это часть истории нашей роты — роты Горлана. Капитан повел две сотни солдат навстречу смерти, и он же потом выводил уцелевших. Он восстановил Сумеречную из пепла ее жертвенного костра.

Намир выпрямился и посмотрел в нечеловеческие глаза Гадрена. Он улыбался, но услышал перемену в собственном голосе.

— Думаешь, я веду Сумеречную навстречу очередной резне?

— Нет, — ответил Гадрен. — Мне кажется, ты боишься жертв, которые мы уже принесли, и жертв, которые мы еще принесем. Горлан переживал гибель своих людей так же остро, как все мы, но он никогда не ожесточался и не отстранялся. На его похоронах я говорил тебе, что не могу понять его, но я знаю, что он считал жертвенность силой Сумеречной роты и использовал эту силу ради высокой цели.

— Если бы я боялся жертв, — сказал Намир, — то никогда бы не согласился на план Челис.

— Как скажешь, — ответил Гадрен. — Но мы