Даже на смятом, выцветшем листке ясно узнавались ее черты: острый подбородок, высокие скулы, веснушки, пронзительный взгляд широко раскрытых глаз. Только на этом портрете в глазах ее не было света, радости и озорства. Взгляд был колючим и злым, а пухлые губы были плотно сжаты. Никогда еще Гэвин не видел ее лицо таким – даже вообразить не мог.

А поперек плаката – поперек буйной копны темных волос, в которые он так любил запускать пальцы – протянулась надпись крупными буквами: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Под портретом же имелись и другие слова, и каждое из них – словно кинжал в грудь.

«Ограбления поездов» – удар в живот, вскрывающий внутренности. Невыносимая боль, кровь, брызжущая на камни.

«Похищение» – удар в грудь, вспарывающий легкое. Нет воздуха, нет сил дышать.

«Убийство» – удар прямо в заледеневшее сердце.

– «Саманта Мастерс», – мертвенным голосом прочел Гэвин вслух самые последние слова.

Теперь – только теперь! – она наконец-то взглянула ему в глаза. По иронии судьбы взглянула именно тогда, когда он меньше всего хотел встречаться с ней взглядом.

– Это правда, Сэм? – прошептал он.

– Ежели не веришь грабителям, приятель, – насмешливо протянул Бойд, – какого же черта женился на их сообщнице?

Саманта всегда считала себя сильной. В конце концов, два месяца назад она пристрелила своего ублюдка-муженька, потом бежала через океан в чужую страну – и не только не сломалась, но и выстроила себе новую жизнь. Она считала себя стойкой. Решительной. На многое способной. Мол, если убийство отца собственного ребенка не сокрушило ее, то что еще сокрушит?

Ох, как она ошибалась.

Гэвин же смотрел на плакат «Разыскивается…», который она по-прежнему прижимала к груди, но казалось, он его уже не видел. Смотрел незрячими глазами. Словно погрузился в себя.

Но это длилось несколько мгновений. Когда же, моргнув, он вернулся к ней – это был уже совсем другой человек. Мрачный, холодный, беспощадный, безжалостный. Глядя в его лицо, Саманта видела то, чего больше всего страшилась. Видела того же демона, что разглядела в Лиаме Маккензи. Демона, унаследованного ими обоими от отца.

Но даже демон, взиравший на нее из глаз этого мужчины, был прекраснее любого ангела. Как ни стыдилась, как ни боролась, она поклонялась этому демону – как и сотни женщин до нее. И она вдруг поняла, что вовсе в него не «влюбилась». То есть полюбила совсем не так, как когда-то Беннета – тогда, мечтая бежать от беспросветной жизни, полной изматывающего труда, она бросилась в объятия первого привлекательного мужчины, предложившего ей нечто другое. А вот любовь к Гэвину Сент-Джеймсу вошла в ее жизнь тихими и осторожными шагами – и шаг за шагом перевернула весь ее мир.

И теперь Саманта понимала: Гэвин для нее – это все. Именно из-за него она рано вставала каждое утро, работала без устали… и держалась за свою ложь. Начала с того, что не хотела отдавать ему Эррадейл, – а закончила, сама не зная, как так получилось, горячим желанием отдавать ему все, что только можно было отдать. И прежде всего – подарить ему счастье, которого он заслуживал.

Должно быть, началось это в лесу, когда он поцеловал ее под дубом. И когда с мальчишеским восторгом и трепетом смотрел вместе с ней, как появляется на свет новая жизнь. Тогда она разглядела в нем не того, человека, которым он был, а того, кем страстно мечтал и уже не надеялся стать.

И вот теперь ее обман превратил его… в кого-то другого. В холодного, враждебного, предельно опасного чужака.

– Сэм, будешь отрицать? – спросил он.

Но оба они знали, что не будет.

– Я все объясню… – прошептала она.

– Значит, ты – Саманта Мастерс? – Губы его едва шевелились. А все остальные обитатели замка затаили дыхание.

– Никто никого не хотел убивать! – воскликнула Сэм. – Что-то пошло не так, началась перестрелка, и мне пришлось…

– Ты. Саманта. Мастерс? Отвечай.

В этот миг внутренний огонь – огонь ее силы – затрещал и погас, замороженный ледяным холодом его голоса.

– Да, – выдохнула Саманта.

И тотчас же ярость ушла из его глаз, все чувства покинули его, и остались лишь пустота – и бесконечная тьма.

– Гэвин!.. – Голос Элинор дрогнул – и прервался. – Гэвин, не надо…

– Тише, мама, – ответил он ровным голосом, даже на нее не взглянув.

Все существо Сэм рвалось к нему. Если бы только дотронуться, прижаться, вернуть обратно ее Гэвина! Но для этого сперва нужно убрать отсюда его семью – ее семью. На них она смотреть не могла. Не могла видеть смятение в слезящихся старческих глазах Кэлибрида. Не могла видеть ужас, охвативший бедную Элинор. И даже Имон смотрел на нее с болью и осуждением.

Все свои душевные силы Саманта сейчас направила на то, чтобы не поддаваться горю и стыду. Оплакать свою участь она еще успеет. А сейчас ее задача – оценить ситуацию холодно и бесстрастно. Итак, все вместе они образовали чудовищный треугольник. Гэвин стоял напротив, в дверях, и пистолет его смотрел дулом на Бойда, вернее – на нее, Саманту. А кинжал в правой его руке направлен в сторону Брэдли, стоящего у стены. Брэдли же целится из револьвера в безоружную четверку посреди комнаты. Должен быть какой-то способ их спасти!

Как ни удивительно, на помощь ей пришел Беннет. Она словно услышала его слова – услышала то, что говорил он ей перед первым ограблением поезда: «Ничего не бойся, детка. Мы – волки, и с волками справимся сами. А ты – овечка, и твоя задача – согнать в стадо других овец. Волки, пока не голодны, овец не трогают».

Овцы. Согнать овец в стадо. Четверо – Имон, Элинор, Элис, Кэлибрид. Не будь их здесь – она могла бы отбросить руку Бойда, вырваться и дать Гэвину возможность выстрелить. Но шальная пуля запросто может поразить кого-то из тех четверых. Более того, даже если этого не случится, выстрелит Брэдли.

С такого расстояния даже он не промахнется, если спустит курок.

– Ну так что, мы забираем ее? – протянул Бойд; западный выговор усилил прозвучавшее в его голосе злобное торжество.

– Ты у меня в замке командовать не будешь, – процедил Гэвин. Ледяной холод в его голосе пугал куда сильнее, чем злорадство Бойда.

– Будет, если ты хочешь, чтобы твои люди выжили! – прошипел Брэдли.

– Только попробуй что-нибудь сделать – и, клянусь, умрете вы оба! – отозвался граф.

Волки рычат друг на друга. Отлично! Саманта не сводила глаз с Кэлибрида, пытаясь поймать его взгляд. Сейчас волчицей станет она, а он – тоже волком, но в овечьей шкуре. Саманта медленно, со значением перевела взгляд на высокий наборный столик у стены. Рядом с ним недавно стоял шезлонг – до того, как она вытащила его на середину солярия, под яркое солнце. На столе же стояла пустая ваза синего стекла, лежала газета, очки, какие-то письма Элис – и нож для разрезания бумаг.