тихим, пустым и тусклым, когда док покидала их семейное гнёздышко.

Он назвал его домом. Но дом — это там, где ждут…

Ник невольно усмехнулся, поймав себя на этой мысли. Семья — это не один тянет, а другой идёт, куда тянут. Это — вместе в одну сторону. Почему именно Шер должна его ждать? Почему не наоборот? Вот она сейчас занята работой, а он сидит и ждёт её. И это по-прежнему дом.

Другое дело, что просто сидеть и ждать, ничего не делая, Ник не умел. А ставить опыты с Силой там, где живёт его жена, считал неоправданным риском. Он так выкладывался до их с Шер встречи, что это вышло ему серьёзным, почти скачкообразным ростом потенциала. И управлять своими возможностями становилось сложно.

Он бы с удовольствием забился в кокпит, как делал это всякий раз, когда выдавалось свободное время, и сидел бы там, как скетто в своей пещере. Но от воспоминаний о том, что там произошло, по спине невольно пробегал холодок.

Они ещё только летят к умершей планете, а какие-то странные вещи уже происходят…

Хотелось посидеть где-то и подумать над тем, что произошло. Но не здесь…

А где?

На камбузе, глядя в чёрное зеркальце кафа в кружке? Под гнетущее молчание Вэйми или Буса? Почему они молчали, кстати?

Нет, они, конечно, говорили. Шутили, смеялись. Но не смотрели на него. Не говорили с ним. Будто его не было там. Или…

Боялись?

То, что с ним происходит, стало настолько очевидным, что внушает страх? Но вряд ли тогда они смогли бы так весело играть над этим пирогом в его присутствии…

Получается — знают, что произошло, и… осуждают?

И ведь не скажешь, что у них нет для этого оснований…

В дверь его каюты настойчиво постучали. И вслед за разрешением войти на пороге появился Бус. Выглядел старпом серьёзно, даже строго. В пару прыжков он забрался на спинку кресла, так, чтобы быть на одном уровне со взглядом штурмана. И заговорил первым:

— Что происходит, Ник?

Внутри что-то ворохнулось — от него кто-то смеет требовать отчёта? Но этот отголосок тут же угас. Даже давить не пришлось.

— Происходит?

Ник невесело усмехнулся. И даже для себя неожиданно пропел:

— Что происходит?

Дверь на замке.

Ключ не подходит

Тот, что в руке.

Светит тревожно проём,

Миг заключился в нём

И закачался на волоске…

Все позади.

Встань и иди

Через закрытую дверь…*

Кушибанин удивлённо дёрнул ухом.

— Тааак, — задумчиво протянул он, — дело явно серьёзнее чем казалось. Хочешь поговорить?

— Хочу, — неожиданно согласился штурман. — Бус, у тебя когда-нибудь было чувство, что ты прозрачный? На тебя смотрят и не видят. С тобой не говорят. Тебя нет…

Старпом прищурился, наклонив голову на бок.

— И почему так случилось, как ты думаешь?

— Думаю, в твоём прошлом могло быть нечто подобное, — это было жестоко. Безжалостно. Ник это знал — и понимал, куда и кого бьёт. То, что вместо кулаков в ход шли слова, ничего не меняло. — Когда ты сидел в клетке. Никому не было дела до того, что ты разумное существо, которое мыслит, чувствует и страдает. Как думаешь, почему так случилось? Потому, что ты не заслуживал хорошего отношения? Или потому, что тебя сочли безмозглым животным, и на этом успокоились? Это ведь так удобно — выглядит как домашний питомец? Значит, это домашний питомец…

Бус вздохнул, покачав головой. Как ни странно, эти слова его не задели. Он слишком хорошо видел, что за ними скрывается.

— Ты дурак, Ник. Вот вроде взрослый, умный, сильный мужик. Но всё равно дурак. Ты что, правда думаешь, что если ты один раз ошибся — тебя больше никто ценить и любить не будет? Просто из-за одной случайности? Одного неправильного решения? Хватит себя жалеть. Встань, пойди и извинись.

— Ты считаешь, я себя жалею?

Нику действительно стало интересно, каким его видят со стороны.

— Именно так это и выглядит, — подтвердил Бус, — тебе для полноты картины только бутылки не хватает.

— Хорошая мысль, — вздохнул штурман. — Жаль, бесполезная. Я могу опьянеть, только если очень сильно захочу. Одарённых очень трудно споить… Хочешь, научу, как пить и не пьянеть? Как-нибудь потом… Когда мы будем богаты и сможем спустить пару годовых бюджетов захолустных систем на выпивку…

Он пристально смотрел на кушибанина:

— Я сижу и думаю о том, что у каждого из нас тут, на борту, своё видение происходящего. И каждый исходит из собственного жизненного опыта. И наконец, каждый считает, что его мнение — единственно правильное.

Тот снова кивнул, соглашаясь.

— Но мы одна команда. А команда должна делиться мнениями и ощущениями, и находить компромиссы. Расскажешь, что тебе кажется единственно правильным?

— Казалось, — неожиданно мягко поправил его Ник. — Казалось, Бус… До сегодняшней ночи.

— Очень рад это слышать, — кушибанин стал неожиданно очень серьёзен, — значит, наша проблема уже наполовину решена. Рассказывай дальше.

— Я не могу, — просто сказал штурман. Сказал так, что стало очевидно — действительно не может. — Потому что дал слово.

Старпом подумал несколько мгновений и согласно кивнул.

— Тогда я просто хочу сказать тебе одну вещь. Иногда мы сами строим для себя клетки. И только мы можем решить — продолжать её возводить, или бросить это дело. Подумай над этим и реши, что же тебе ближе.

— Иногда? — Ник дёрнул уголком рта. — Бус, нас тут на борту сейчас семеро, не считая Адама и Блэйда. И трое никогда не решали за себя. Это ты, Вэйми и Леди Айрен. Твой уход от Лариус — твоё первое самостоятельное решение. Вэйми не выбирала ни рабство, ни свободу, и она понятия не имеет, что ей делать со свободой, которую ей всучили. Айрен тоже не выбирала, кем ей быть… Я — выбирал. Я выбрал ученичество, я выбрал побег и войну, я выбрал партнёрство с Риком. Рик — выбирал. Мррухс и Шай — выбирали… В итоге мы все оказались здесь, и нам всем придётся выбирать, как жить дальше с нашим опытом выбора или его отсутствием.

Он достал из кармана камень, покрутил его в пальцах.

— Что-то изменилось во мне, когда мы нашли эти кристаллы. Что-то изменилось снова — этой ночью. Думаю, это не последняя перемена. Раньше я не задумывался о таких вещах. Но знаешь… Как бы мы ни менялись, мы остаёмся собой. У нас есть определённый багаж — навыки, привычки, характер. Но есть то, на что они все опираются. Суть. Кусочек железа можно расплавить, соединить с другими материалами, превратить в боевой нож или ложку… Но оно останется железом.