я ничего не имел за душой. Даже комнату в общежитии себе позволить не мог, спал в манга-кафе. – Ама закурил, становясь ко мне полубоком, и на его щеках промелькнули следы слёз.

Детдомовцам действительно приходилось тяжко. От государства они получали финансовую поддержку только на время учёбы в школе. А дальше крутись как хочешь, но будь любезен соответствовать нормам общества. А нормы общества – это своё жильё, стабильная работа и семья к двадцати пяти годам.

– Поэтому ты пошёл на поклон к Саваде?

– Сначала я скрывал от него истинную причину. Сказал, что мне нужны деньги и я готов хоть грузчиком работать. Но у этого прохиндея были на меня другие планы, – Ама сделал долгую затяжку и скомкал сигарету в кулаке, наверняка обжигаясь, но даже не морщась. – Он сказал, во мне скрыт большой потенциал, оплатил подготовительные курсы и учёбу в престижном университете. А потом выставил счёт и договор: «Я дам тебе работу, Ама-чан, чтобы ты смог вернуть всю сумму через год». Козёл.

– Ну вот, а я думала, ты стал переговорщиком из любви к искусству, – я грустно улыбнулась, понимая, в какую западню Ама сам себя загнал. Даже обратись он ко мне в тот период, вряд ли я бы ему помогла. Тем более что ещё не вела частную практику.

– Смеётесь?

– Сочувствую. Но почему ты всё же согласился?

– А что мне ещё оставалось? Хоть передо мной и открылось множество дорог после учёбы на юридическом, вряд ли я бы нашёл контору, готовую платить мне сразу столько, сколько предлагал Савада. – Ама запихнул руки в бездонные карманы своего чёрного балахона и принялся ходить туда-сюда. – Кроме того, работа на него – это по-прежнему единственный способ видеть Сио. Мы даже иногда разговариваем… В ней мало что осталось от той девочки, что я помню, но я не теряю надежды выкупить её и вернуть ей радость жизни!

– Выкупить? – я приподняла брови, вспоминая девушку с каре, которая без колебания прострелила бы мне голову по одному щёлчку пальцев.

– Савада, прохиндей, говорит, что слишком стар, чтобы воспитать ещё одного наёмника-телохранителя, настолько преданного ему. Но сказал, что может продать Сио. За пять миллионов.

– Нехило, – я присвистнула: такая цена была заоблачна даже для чёрного рынка. – Получается, ты отдаёшь Саваде почти всю зарплату вот уже…

– Два года и четыре месяца. Но не всю: часть я оставляю на жизнь и на накопления. У меня есть мечта о домике на берегу моря. – Ама улыбнулся и устремил взгляд к горизонту. – Совсем скоро я смогу выкупить Сио полностью и отвезу её туда. Совсем скоро… Сразу после того, как помогу вам.

– Это воодушевляет, – я хмыкнула, не травя душу мальчика вопросом, а захочет ли Сио поехать с ним. – Пойдем, покажу тебе дом.

Ама лишь кивнул, явно нагруженный своими мыслями. По примерным подсчётам ему должно было быть около двадцати семи. Такой опасный, может, даже проклятый возраст: многие таланты ушли именно на этой цифре. Аме точно стоило покинуть теневой мир и попытаться найти своё счастье. Самому начать жить как человек. Зачастую это было намного сложнее, чем гнаться за мечтой и делать всё для другого.

А ещё всё-таки в сыновья он мне не годился, если бы только я не родила в восемнадцать. Если бы только я вообще могла родить… В свои без месяца сорок пять мне оставалось гордиться лишь статистикой раскрытых преступлений.

Впрочем, сожалеть о несбыточном не менее глупо, чем надеяться попасть в мишень во время тайфуна. Заложив руки за спину, я неспешно двинулась по коридору, указывая как на пустые комнаты, так и на заставленные различным антиквариатом. В одной из комнат вдоль стен были развешаны барабаны тайко и сямисены. Ама ходил, смотрел на последние с разных сторон, мял губы, но тронуть струны так и не решился. Я ни о чём не рассказывала, хотя знала немало историй и даже время от времени работала местным гидом. Чувствовала: Аме важнее впитать атмосферу места. Наконец, мы добрались до моего рабочего уголка. Здесь был хороший крепкий стол с двумя креслами по обеим сторонам и пара важных для меня вещей, создающих атмосферу, вроде настольной лампы под зелёным абажуром и граммофона.

– Кто бы мог подумать, что в вашем имени есть иероглиф «любовь»! – Ама завис напротив выгравированной таблички. – А второй что означает? Никогда не видел.

– У него довольно забавное значение: затвердевшие молочные пенки. В древней Японии использовались как лекарство или подношение богам, – я усмехнулась, далёкая от веры, но всю жизнь окружённая той или иной религиозной атрибутикой. – Я родилась под Новый год, и мама решила, что это будет лучшим именем для меня.

– Ничего себе, – Ама сосредоточенно вёл пальцем по иероглифам, будто желая впечатать себе под кожу. – Клиенты, должно быть, доверяют детективу с таким именем. У меня всё куда скромнее: чёрный дождь.

Я не удивилась: Ама всем собой воплощал это природное явление. Едва ли имена хоть как-то влияли на судьбу, иначе мне с моим лежала прямая дорога в монастырь. Но порой они как ничто отражали суть.

– Ваш кабинет напоминает о моем рабочем пространстве у Савады. – Ама добрался до черепа буйвола, украшающего стену, прерывисто вздохнул и даже тронул пальцем рог. – Откуда это?

– Северная Америка. Скалистые горы, – я перебирала пластинки, пытаясь подобрать то, что зацепит Аму с первого выстрела. – Подарок от рейнджеров, научивших меня искусству наблюдения, которое я практикую до сих пор.

– За мной вы тоже наблюдаете? – вопрос звучал как утверждение, поэтому я не сочла нужным как-либо реагировать.

Ама явно всё понял правильно. Он ведь тоже кропотливо собирал информацию и следил за нужными ему людьми. Тело, привычки, поступки часто были честнее слов. Оставалось только правильно их прочитать и понять, что с этой информацией делать. И вот тогда становилось понятно, профан ты или…

Хмыкнув, я вытянула «Чи Май» Эннио Морриконе, которая стала особенно известна после фильма «Профессионал».

Патефон послушно принял дар, зашуршала игла. Кабинет наполнился глубокими, под кожу проникающими звуками. Ама прикрыл глаза, постукивая пальцами в такт по подлокотнику кресла. Статный и изящный, он походил на дирижёра, чуткого до любой мелодии, понимающий, о чём и как та хочет рассказать. Точно так же нам предстояло услышать истории старого дома и разгадать тайну кукол. В определённой степени мне не терпелось поскорее заполнить в этом деле пустоты, но профессионализм не терпел суеты. А ещё – личных чувств и эмоций. Ведь именно они толкали людей на предательство, ложь и совершение преступлений. Мелодия, выводящая пики, волнующаяся морем, плачущая скрипками,