следующие тридцать шесть часов он не отрывал от меня взгляд, от чего становилось не по себе. Что движило им было мне непонятно. Он мог просто нейтрализовать меня и отправиться на поиски мальчика сразу же, но он выбрал другую, полностью не поддающуюся объяснению, тактику.

На третий день он дал мне воды. Немного, буквально пару глотков. Припасы он берёг и сам, я уверен, испытывал голод и жажду, которые утолял крохотными порциями пищи. Пару раз сон всё-таки одолевал его и мне удалось в эти короткие промежутки углубить мой лаз.

Ещё через двое суток случилось невозможное. Вернулся мальчик. Но ведь я отослал его. И не было ни малейшего шанса на то, что ему удастся проскользнуть незамеченным. Должно быть, он заблудился и решил вернуться. Это чудо, что он нашёл дорогу назад. Но двойник так не считал. Должно быть от долгого голодания и напряжённого состояния у него сдали нервы. Он потребовал от мальчика сказать, что тот написал двойнику в записке, которую ему оставил. Уорен (так звали мальчика) не мог вспомнить и это было нормально. Неизвестно, что он пережил в эти несколько дней. Никто бы не запомнил какие-то там слова.

Двойник застрелил Уорена. Хладнокровно убил испуганного ребёнка. Я мог выбраться из ямы, пока он возился с телом мальчика, но я не мог. Я просто сел на земляной пол и не мог пошевелиться. Это походило на состояние, которое сотрудники научно-психологического отдела центра называли «Транс». Полная потеря контроля над организмом, вызванная перенесённым стрессом. Склонность к нему имели только двойники. FG — 287 написал работу на эту тему. И в ней явственно было то, что «транс» могут испытывать только двойники. Мой коллега сделал невозможное — ошибку. Нужно будет немедленно внести коррективы в его работу, когда я вернусь в центр. Именно мысль о возвращении помогла мне прийти в себя.

Я завидовал телу двойника. В данных обстоятельствах оно было бы очень кстати. Хватило бы того узкого лаза, который я приготовил, чтобы выбраться из ямы. Но уже было некуда девать землю, чтобы этого не заметил двойник. И я уже отчаялся снова, но тут двойник решился на беседу со мной.

— Где мой сын? — спросил он.

Я решил пойти пешкой и усыпить его настороженность. Показав кусок прута, я начал писать на земле

«Я не знаю, где твой ребёнок.»

— Враньё. Двойник моей жены куда-то его дел, перед тем как я её прикончил.

«Ребёнок не был доставлен к нам»

— Куда же он тогда делся?

«Пропал. Скорее всего погиб.»

— Откуда такая уверенность в его смерти? Ты лжёшь! Боже, ему было всего восемь месяцев. Что ты с ним сделали?!

«Я не лгу. Мне было неизвестно о твоём случае. Эти занимался не мой отдел.»

— Какой ещё отдел?

«Мне неизвестно.»

Поняв, что я больше ничего не сообщу, двойник изъял у меня прут и ушёл. Нас учат лгать на курсах подготовки к миссии. Этим занимаются все сотрудники научного отдела. Именно там я познакомился со всем спектром эмоций двойников, что вдохновило меня на написания прошения о переводе из инженерного в научный. Моё дело рассматривали целых три года, но я добился своего. И за три месяца до моего первого дня в качестве сотрудника научного отдела, меня поставили в известность о том, что QP-470 была ликвидирована моим двойником. Она была экспертом в области психологического изучения двойников и затеяла рискованный эксперимент, подробности которого никто не знал. Но ребёнок был нужен ей. Я изучил более подробно суть работы научного отдела и самого нашего центра. Нужно было пройти финальный этап адаптации, который заключался в ликвидации двойника. После самой ликвидации в мозгу сотрудника начинают происходить неподдающиеся логике изменения. Причём у каждого по-разному. В таком состоянии нужно было пробыть в мире двойников два года, собрать необходимую информацию для доклада и вернуться в центр.

Случай QP-470 был первым зарегистрированным случаем смерти сотрудника. Но про ребёнка было неизвестно ничего. QP-470 планировала взять его с собой по возвращении в центр, но в дело вмешалась третья, неизвестна сторона конфликта. Её влияние на наши миры изучается до сих пор и до сих пор о ней неизвестно ничего. Как бы то ни было служба безопасности тут же засекретила все материалы, связанные с этим делом.

О.

Я вспоминаю, как убил её каждую ночь. Хоть это и была её копия. Не знаю, были ли слёзы, которые она изливала, когда признавалась мне в том, что она такое, настоящими.

Я тогда пришёл с работы чуть раньше и не услышал уже ставшим традицией смех Дилона. Он был таким маленьким. Но она заверила, что его нету дома и почти сразу выложила мне всё. Я стал первом человеком в этом полушарии, который узнал о существовании двойников. Уже потом всё полетело к чёрту. Все эти рассекречивания, паника, карантины, железные занавесы. О Дилоне она не сказала ни слова. Даже после того, как я связал её и выдрал все ногти на ногах. Молчание. Я втёр в открытые раны соль. Молчание. Ни один человек не выдержал бы такого. Я зарядил револьвер и выстрелил ей в затылок. Потом я пошёл к Бутчу. Вместе мы нашли тело моей жены там, где его спрятал двойник и похоронили его. Я показал ему двойника, чтобы он не подумал, что я убийца.

— Двойник не считается — сказал он тогда. — Это всё равно что застрелить манекен. Это не убийство.

Но это было оно. И каждый раз я просыпаюсь с криком, пытаясь прогнать этот образ из своего сознания. Но оно застряло там надолго, до самой моей смерти будет терзать мой мозг.

Прошло три дня и мои запасы провианта подошли к концу. Пришлось порадовать двойника парочкой кусочков вяленого мяса. Уорену не понравилось бы то, что я его совсем не кормлю. Так же из водных ресурсов у меня осталось только содержимое фляги. Двойник нужен был мне для того, чтобы учувствовать в возможно сделке. У его дружков не получится взять его силой. Может, предложат обмен. Тогда обменяю его жизнь на чью-то, кто ещё остался в поселении. Хотя это почти невозможно. Я погрузился в тоску и панику. Мне начало казаться, что они прячутся прямо у меня под ногами и уже тянут свои руки к моим ногам. Если бы не скудный боезапас я бы расстрелял землю. Паника нарастала, и тут я услышал лай Принца. Этот лай я ни с чем не перепутаю. Должно быть, он вырвался из лап