bon viveur. За его обеденным столом Эрнест познакомился со всеми ведущими деятелями компании De Beers. Дэвид Харрис, директор De Beers и, после очевидного самоубийства Барнато в 1897 году, занимавший место Кимберли в Капском парламенте, был частым гостем. Еще одним гостем был Соломон "Солли" Джоэл, горючий и чрезвычайно занятой племянник Барнато - среди его многочисленных увлечений были скачки, яхтинг и театр Друри-Лейн. Джоэл унаследовал финансовую, минеральную и имущественную империю своего дяди и был крупнейшим акционером De Beers. Эрнест относился к нему с благоговением. Через Хиршхорна Эрнест также познакомился с людьми из De Beers, более тесно связанными с повседневной деятельностью компании, например с инженером-консультантом Гарднером Уильямсом. Однако самое большое впечатление произвел большой друг Родса, импульсивный и печально известный Леандер Старр Джеймсон (еще один директор De Beers). Джеймсон был человеком, чья неукротимая неугомонность - черта "почти патологического масштаба" - подтолкнула его возглавить неудачный рейд против республиканского правительства Трансвааля Пауля Крюгера в конце 1895 года.²⁵ Это способствовало возникновению англо-бурской войны. Джеймсон дал Эрнесту полезный совет по поводу карьеры: "Если вы хотите стать кем-то в этом городе, оставьте сортировку алмазов другим"²⁶.

Эрнест принял совет Джеймсона близко к сердцу. В строгом зале заседаний совета директоров De Beers с длинным столом и кожаными креслами с круглыми спинками он присутствовал на совещаниях директоров по приглашению Хиршхорна. С портрета Родса Эрнест помогал вести протоколы. Он много работал и искал новые возможности для Dunkelsbuhler. Он отправился в Эландсфонтейн на Хайвелде, чтобы осмотреть рудник "Премьер", где Томас Куллинан обнаружил огромную алмазную трубку - предположительно в шесть раз больше, чем все, что было в Кимберли. Это было важнейшее открытие, которое в конечном итоге позволило обнаружить легендарный алмаз "Куллинан", самый крупный из когда-либо найденных алмазов. Полагаясь на интуицию Эрнеста, Дункельсбюлер купил значительную долю в новом предприятии. Другие члены Алмазного синдиката поначалу недооценили его значение. Все более самодовольные директора De Beers были застигнуты врасплох. Сделка с Данкельсбулером закрепила за Эрнестом репутацию проницательного спекулянта. Кроме того, она закрепила его растущее желание пустить корни на юге Африки. Это место, как ему казалось, таило в себе массу возможностей. Во-первых, как компания, De Beers стала неповоротливой. Она созрела для капитального ремонта. С другой стороны, золотые прииски, в которых Дункельсбулеру, благодаря его контрольному пакету акций Consolidated Mines Selection, принадлежала значительная доля, сверкали перспективами. Но, во-первых, Эрнесту предстоял длительный отпуск. Его первоначальный контракт истек. В конце 1905 года он отплыл в Англию. Эрнест с нетерпением ждал возможности возобновить старые дружеские связи и возобновить свои отношения в Лондоне. Он также собирался навестить своих родителей во Фридберге. Однако на задворках его сознания сидела грызущая тревога. Если ему суждено вернуться в Кимберли, то предпочтительнее было бы сделать это не холостяком, а женатым человеком, основателем собственной династии.

 

Портрет Эммы Гольдман, бабушки Гарри Оппенгеймера по материнской линии, 1891 год. (Предоставлено Ники Оппенгеймер)

 

Начало династии Оппенгеймеров

 

В предыдущем году Луис Оппенгеймер женился на Карлоте (Шарлотте или Лотти) Поллак. Поллаки были обеспеченной, городской семьей англизированных австро-немецких евреев. Отец Шарлотты, Джозеф - проницательный и практичный венский биржевой маклер - одно время занимал пост президента Лондонской фондовой биржи. Ее мать, Эмма Джейн (урожденная Гольдман), несмотря на свое франкфуртское происхождение, родилась в Капской колонии. Отец Эммы Гольдманн, Луис, отправился туда в 1840-х годах, чтобы работать с братьями Мозенталь; до алмазной лихорадки их компания торговала шерстью и страусиными перьями в окрестностях Грааф-Рейнета и Бургерсдорпа.²⁷ Старшая сестра Эммы Поллак, Йоханна, вышла замуж за Гарри Мозенталя, человека, который предоставил Антону Дункельсбулеру его стартовую площадку в Кимберли. Таким образом, в паутине, сотканной немецко-еврейской диаспорой, было несколько переплетающихся нитей. Остальные дети Поллаков - братья и сестры Шарлотты, Гарри, Мэри Лина, Эдит, Лесли, Алиса, Джордж и Сибил - родились в Англии и были настоящими англичанами. В будущем отцу семейства, Джозефу Поллаку, предстояло стать для Эрнеста важным связующим звеном. Он открыл еще один путь в лондонский Сити, в его банки и финансовые дома. Однако более непосредственный интерес для Эрнеста представляла сестра Поллака, которая привлекла его внимание на свадьбе Луиса, - Мэри Лина, или "Мэй", как ее называли.

Во время пребывания Эрнеста в алмазном городе он поддерживал переписку с Мэй Поллак. Теперь, во время отпуска в Англии, он часто с ней встречался. Мэй была упряма и обладала острым умом. Несмотря на то что она была на шесть лет моложе Эрнеста, она была женщиной с культурными вкусами и более образованной, чем ее поклонник. Она планировала поступить в Гиртон-колледж в Кембридже. Чем больше времени Эрнест проводил с Мэй, тем сильнее влюблялся. Но была одна загвоздка: он почти должен был вернуться в Кимберли. Импульсивно Эрнест решил сделать предложение руки и сердца. Мэй согласилась, и в спешном порядке была организована свадьба. Церемония прошла по еврейским обрядам в роскошном доме Поллаков, изначально построенном для сэра Сэмюэля Мортона Пето, по адресу Кенсингтон Гарденс, 12а, 19 июня 1906 года. Синагога британских евреев Западного Лондона выдала свидетельство о браке две недели спустя.²⁸

Почти сразу же молодоженам пришлось уехать в Кимберли. Там они поселились у Фрица Хиршхорна, но это было недолговечно, поскольку пара планировала обзавестись семьей. Эрнест купил участок земли по дороге от Хиршхорна и нанял подрядчиков для строительства дома. Он заплатил за него 2000 фунтов стерлингов, а когда строительство было завершено, назвал его Фридбергом в знак уважения к своим корням. Однако на деле Эрнест стремился к совершенно новой жизни, далекой от Германии и отцовской табачной лавки. И тут на него обрушилась череда бед. В октябре 1907 года в Соединенных Штатах разразился финансовый кризис. Банки разбежались, паника распространилась, и зараза просочилась в алмазную торговлю. Спрос на бриллианты иссяк в одночасье. Алмазный синдикат оказался с запасами на 3 миллиона фунтов стерлингов на руках и без возможности избавиться от них. Тем временем, всего несколькими месяцами ранее, у Мэй случился выкидыш. Она была опустошена. А потом, совершенно неожиданно, умер ее любимый младший брат Джордж. Бабушка Мэй Лина Голдманн написала внучке в отчаянии: ее сердце "почти разбито", а глаза "ослеплены слезами"²⁹ Это было слишком тяжело для 21-летней Мэй. Вдали от привычного Лондона - на сухих, пыльных и негостеприимных улицах Кимберли - она оказалась в изоляции, отрезанная от эмоциональной поддержки родителей, братьев и сестер. Ее недавний брак с Эрнестом, который увез ее на другой конец света, пообещав начать все с чистого листа,