Даже стоять рядом с Сашей стало противно. Варя наскоропростилась и сделала вид, будто торопится домой. Она взяла извозчика, нопоехала не домой, а на Острожную площадь, в небольшой частный лазарет, открытыйна собственные средства госпожи Башкировой, и записалась туда на дневныедежурства в палатах. Ладно, пусть ей пока доверят только читать раненым иписать для них письма домой, пусть и санитаркой придется побыть – Варя и судновынести не погнушается. Зато к тому времени, как придет ее черед заниматься накурсах, она уже немало будет знать о работе сестры милосердия.

Однако изображать доброго ангела в чистенькой палате номерпять, которая была передана на попечение волонтерки Варвары Савельевой,привелось ей недолго. Через три дня пришел большой поезд с ранеными, инеобходимо было срочно менять «полевые» перевязки и даже делать операции.Лазарет Башкировой славился большой операционной, куда иногда привозили раненыхдаже из общегородского Бабушкинского лазарета и из Заречной части города. Всеволонтерки, палатные дежурные сестры, вроде Вари, были «мобилизованы» в помощьхирургам и милосердным сестрам.

Бог весть, что такое показалось в Варином лице главномулазаретному хирургу Полякову, только он хмуро ткнул в нее пальцем и приказалидти в перевязочную с ним, держать ему таз. Варя не совсем поняла, что этозначит. С чего-то она решила, будто это будет таз для мытья рук, и оченьудивилась, потому что в лазарете Башкировой имелись краны с горячей и холоднойводой. К чему какой-то таз?

Очень скоро она поняла свою ошибку… Ну да, в большомцинковом тазу, который ей вручили, рук никто мыть не собирался, туда бросали –Господи, спаси и помилуй, вот ужас-то! – туда бросали осколки костей, которыехирург вынимал из гнойных ран, ругательски ругая при этом «преступников идураков», которые так плохо делают перевязки в санитарных поездах.

Впрочем, Варя его почти не слышала. Звон осколков костей,которые падали в ее таз, казался ей оглушительным. И она ничего не видела,кроме зеленовато-желтой гнойной, смешанной с кровью каши, из которой Поляковизвлекал белые осколки…

А запах, Боже, этот запах заживо гниющего тела!

«Надо скорей выйти», – вяло подумала Варя, и это была еепоследняя связная мысль. Впрочем, девушка еще помнила, как сунула кому-то таз,как двинулась, не чуя ног, к двери, как вышла из перевязочной в прохладукоридора…

Очнулась Варя, лежа на койке в какой-то палате, отгороженнаяот раненых ширмочкой. Рядом сидела сама хозяйка лазарета, госпожа Башкирова.Больше возиться с Варей оказалось некому: все были заняты с ранеными.Сочувственно покачивая головой и приговаривая: «Ничего, ничего, вы, главное, неволнуйтесь, моя бедняжка!» – хозяйка дала Варе стаканчик с валериановымикаплями и велела лежать тихо, приходить в себя, а если удастся, то немножковздремнуть.

Варя капли выпила и закрыла глаза. Госпожа Башкирова ещенемножко посидела рядом, а потом тихонечко вышла: решила, знать, что «бедняжка»заснула. Но Варя не спала. Она и в самом деле чувствовала себя ужасно жалкой инесчастной, воистину бедняжкой. Ей было скверно – на душе и в желудке, онаклялась себе, что ни за что не вернется в эту ужасную перевязочную!

Однако постепенно капли подействовали, и Варя немного пришлав себя. Кое-как сползла с койки и вышла в коридор. Боже, да он полон носилками!Вон сколько народу своей очереди на перевязку ждет!

Раскаяние терзало ее: люди мучаются, а она не может быть имполезной. Не может облегчить их страданий. И всему виной слабое нутро. Неужелинельзя пересилить себя? Ради других? Неужели нельзя?!

По коридору шла госпожа Башкирова:

– Вам уже лучше, моя милая? О, ваше личико порозовело,прекрасно. А я только что из операционной. Там работа идет вовсю! Наш докторПоляков уже перешел туда и просто чудеса медицинские творит, истинные чудеса!Хотите посмотреть?

Варя не посмела возразить…

Госпожа Башкирова ввела ее в большую комнату, блещущуюсветильниками. Вокруг стола толпилась масса народу, все в одинаковых белыххалатах. Госпожа Башкирова подтолкнула Варю, и та увидела человека, лежащегоничком. Доктор Поляков что-то делал с его спиной. Варя увидела окровавленныеруки хирурга, которыми он держал какие-то белые жилы… наверное, вытянутые изспины раненого!

В глазах снова потемнело, Варя пошатнулась…

– Вам, кажется, дурно? – испуганно спросила госпожаБашкирова, охватывая ее за талию.

– Уйдемте, уйдемте отсюда, – пробормотала Варя, сама себя неслыша из-за шума в ушах, и, поддерживаемая госпожой Башкировой, вышла из «этогоада», как про себя окрестила теперь и операционную – вслед за перевязочной.

И тут хозяйку лазарета окликнули.

– Посидите-ка вот здесь, в холодке, вам станет легче, –торопливо сказала она Варе. – Вот здесь, на диванчике.

Диванчик (он почему-то был зеленого цвета, клеенчатый) стоялна лестничной площадке, и здесь в самом деле было прохладно, хорошо продувалосквозняком. Варя словно видела себя со стороны: сестра в форменном серомплатье, в переднике, в косынке с красным крестом сидит на странном зелененькомдиванчике, скорчившись, закрыв лицо руками, и имеет ужасно жалкий вид…

Вот стыдобища-то!

«Всё, всё, всё!» – грозно сказала себе Варя, оторвала себяот зеленой скользкой клеенки и двинулась по коридору в проклятущуюоперационную.

Храбро открыв дверь, она остановилась – было страшно,страшно, страшно! Как ребенку, который боится войти в темную комнату, где,очень может быть, прячется домовой или даже оживший мертвец! Но Варя строгосказала себе, что так распускаться сестрам милосердия нельзя, ипереступила-таки порог.

Старшая медицинская сестра грозно на нее посмотрела. А Варяне отрывала взгляда от руки, которую сестра держала в своих. Рука (слава те,Господи!) была не отрезана (Варя уже всего ожидала, самого страшного!), апринадлежала мужчине, лежащему на столе. В руке была большая, жестокоразвороченная рана, и сквозь лохмотья раскромсанных мышц виднелась кость.

У Вари тотчас заныло в затылке и ладони похолодели, сталивлажными… К счастью, старшая сестра повернулась, загородив эту ужасную руку сэтой ужасной раной, и начала накладывать повязку. В следующий раз Варя увиделаруку, когда та уже была перевязана, приобрела вполне пристойный, даже уютный иотнюдь не пугающий, а внушающий сочувствие вид.

– Савельева, отведите раненого в палату, – сказала старшаясестра сухо, но в глазах ее мелькнуло сочувствие.

Трудно было сказать, кто кого сильнее поддерживал, санитаркараненого или он ее, когда они брели по коридору…