- Не мне, а Жакобу. С тех пор, как убили мать Баламута, он у нас что-то вроде приходящего домашнего питомца.

- Жакоб – твой муж?

- Что вы, милорд! – Я страшно смутилась. – Он мне как дядюшка. И это его дом.

- Я вроде бы никого, кроме тебя, здесь не видел, - заметил Эдвин неуверенно.

- Жакоб теперь живёт в замке, - улыбнулась я. Тёмная бровь взметнулась вверх, выражая интерес:

- И как далеко отсюда до замка? 

- Чуть меньше лиги. Это если идти напрямик через лес. А если вернуться к дороге – в два раза больше.

- Я так и думал. 

Похоже, сегодня Эдвин был расположен к разговорам, и я решила воспользоваться предоставленным мне шансом.

- Вы направлялись в Дуаерский замок? – Меня не смутило, что он не ответил, и я продолжила: - Опасно было съезжать с дороги. Особенно путнику, не знающему здешних мест.

- У меня не было выхода. Рана начинала беспокоить...

Наконец-то хоть что-то…

- Где вы были ранены?

- Недалеко от Бромхерста. - Замок Бромхерст находился на юге. По дороге до него была неделя пути. Через лес – дня на два быстрее. Если Эдвин в какой-то момент решил съехать с дороги, он вполне мог заплутать, растянув своё путешествие. - Вепрь неожиданно бросился на нас с Сэмом, когда я седлал его после привала. 

- В тех краях подобное не редкость. У нас на севере основную опасность представляют горные львы и волки.

- Если все они такие, как твой, то опасность эта явно преувеличена.

Я с удивлением воззрилась на Эдвина. Его улыбка была так же неожиданна, как и смеющиеся тёмно-синие глаза. В животе вдруг стало щекотно. Я засмеялась:

- Баламут - единственный в своём роде, милорд. Боюсь, среди своих он считается изгоем.

- По-моему, в этом вы с ним схожи. - От веселья не осталось и следа. Эдвин внимательно следил за моей реакцией.

Его вопрос вернул меня на много дней назад – к тому, от чего я убегала. Если изгой – это человек, отлучённый от того, что ему было дорого, то да – я изгой. Но если Баламут скитается вынужденно, то я скитания принимаю как благо. 

- Нет, милорд. У нас совершенно несхожие истории, - тихо ответила я.

- Расскажи свою.

- Вы не найдёте в ней ничего интересного. 

- И всё-таки, - Эдвин подтянулся на руках, поудобнее устраиваясь и явно рассчитывая на продолжение разговора. Румянец уже возвратился на его щёки, взгляд потемневших глаз выражал заинтересованность. – Молодая девушка. Вдали от людей. Это наводит на размышления.

- Какие же?

- Либо ты сторонишься людей, либо люди не ищут с тобой встречи. 

- И что если так? – Мне было непонятно, к чему он ведёт.

- В любом случае для этого должны быть веские основания.

- А может, я ведьма? – Я попробовала обернуть наш разговор в шутку.

- Это бы многое объясняло, но я так не думаю. - Эдвин не поддержал моего настроя. - Ты слишком похожа на ведьму, чтобы быть ею по-настоящему. Живёшь одна. Разбираешься в травах, - он начал загибать пальцы. - Умеешь врачевать. В друзьях у тебя волк. Ну и вдобавок ты красива, и красота твоя ослепляет. 

От изумления у меня отнялся язык. Я не знала, как реагировать на его слова: то ли возрадоваться, что он считает меня красивой, то ли оскорбиться из-за его анализа.

Эдвина мой растерянный вид явно позабавил. Он негромко рассмеялся, и смех этот был подобен его голосу: низкий и бархатный.

- Не бойся, девочка! Даже если это так, тайну твою я не выдам. 

- Я не ведьма! – выкрикнула я, разозлённая его весельем. - И я вам не девочка!

- Знаю. – Неожиданно он перестал смеяться и впился в меня глазами. Поражённая такой переменой, я застыла на месте. – Я знаю, что ты не девочка. Вернее, вижу. Ты прекрасная юная девушка, и я не могу отвести от тебя глаз. Порой я сомневаюсь, что ты реальна. И я ума не приложу, почему ты живёшь в лесу совершенно одна.

- Что? – оторопело переспросила я.

- Ты не из сервов, - продолжил Эдвин. - И тем более не крестьянка. У тебя правильная речь, благородные манеры. Твои руки хоть и привыкли к работе, но недостаточно грубые, чтобы принадлежать кухарке или ткачихе. Я бы предположил, что ты послушница, но здесь, на севере, нет ни одного монастыря. 

Пока он говорил, его проницательный взгляд не отпускал меня из виду. Я чувствовала себя птицей, пойманной в силки. 

- Я хочу знать твоё имя. 

Это была не просьба, а приказ. Я вспыхнула, не привыкшая к такому обращению, но довольно быстро овладела собой: не хватало, чтобы Эдвин догадался, кто я на самом деле.

- Эсти. 

Тёмные брови удивлённо вскинулись:

- Эсти? Имя необычное, но тебе идёт. Кто твои родители? - Он совершенно точно не собирался оставлять меня в покое. – Впрочем, можешь не отвечать. – «Хвала Господу!» - Скорее всего, ты побочная дочь мелкого дворянина или самого графа Дуаера.

- Как вам будет угодно, милорд. - С презрительной усмешкой я склонила голову. Надеюсь, он никогда не узнает, насколько близко подошёл к истине.

- Прости, если обидел тебя. Но не всё же тебе одной удовлетворять своё любопытство.

Значит, всё-таки мои жалкие попытки вывести его на откровенный разговор не остались незамеченными. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Проницательность Эдвина поражала, да и жизненного опыта ему по сравнению со мной было не занимать. Этот опыт и врождённое чувство собственного достоинства делали его искушенным и свободным в общении, к чему я совершенно не привыкла. И пусть до этого никто не позволял себе в отношении меня подобных вольностей, я не верила, что Эдвин способен меня обидеть. 

После я часто вспоминала этот наш разговор. Особенно ту его часть, где Эдвин называл меня красивой. Словно наяву я видела его мужественное лицо, обращённый на меня пронзительный взгляд вмиг потемневших глаз. И ещё его голос… Я впервые услышала в нём восхищение и - что поразило меня больше всего - нежность. Никто из мужчин никогда не разговаривал так со мной. Даже отец. 

Будучи не в состоянии разобраться, почему всё это так сильно меня взволновало, я долго не могла уснуть и проснулась совершенно разбитая.

А наутро за мной пришли. Этой ночью в замке умер Жакоб. 

Увидев меня, в слезах входящую в дом, Эдвин моментально вскочил с кровати и взялся за меч.

- Кто тебя обидел?

Я проглотила горький комок и всхлипнула:

- Жакоб умер. 

Отложив оружие в сторону, Эдвин подошёл ко мне. 

- Сочувствую твоей потере.

- Я знала, что когда-нибудь это произойдёт, и надеялась, что в эти минуты буду с ним рядом. Человек не должен умирать один, - я закрыла лицо руками. – Это неправильно.