Эдвин шёл одним из первых. Мне пришлось прикусить губу, чтобы не закричать от радости при виде его. Он заметно выделялся статью даже в таком внушительном окружении. Прошло чуть больше двух недель после нашей последней встречи, и от былой усталости и изможденности не осталось и следа. Он был гладко выбрит, тёмные волнистые волосы убраны с лица. На его груди я увидела медальон на тяжёлой цепочке: голова дракона – символа Корсии. Такие же медальоны, только менее массивные, были у каждого из десяти рыцарей.

Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Я во все глаза смотрела на Эдвина, пока он шёл по проходу; отмечала малейшие нюансы его внешности, фигуры, выражения лица – таких знакомых мне и таких далёких. От меня не укрылось, что он слегка прихрамывал. Нога всё ещё беспокоила, и я очень за него встревожилась.

Господские места были расположены на возвышении и отделены от остальной публики тяжёлым бархатным занавесом. Я сколь угодно могла рассматривать моего рыцаря, зная, что буду сокрыта от любопытствовавших глаз. Что я и делала всю пред рождественскую службу. Бланш приходилось несколько раз толкать меня локтем, когда я пропускала начало очередного псалма. Но это было маленькое неудобство взамен нечаянной радости, подаренной мне судьбой: мой рыцарь жив, относительно здоров, и я могу видеть его. 

Теперь замужество не казалось мне таким уж безрадостным. Ведь, покинув родной дом, я окажусь там, где живёт он. Конечно, глупо было рассчитывать, что между нами завяжутся какие-либо отношения: он рыцарь в свите моего жениха, а я – его будущая хозяйка. Мы, принадлежавшие разным мирам, столкнулись в угоду обстоятельств, но воспоминания о его полных нежности взглядах станут моим утешением в предстоящие годы. Кем бы ни был мой жених, мне будет легче принять его, если я буду знать, что Эдвин  где-то рядом. 

Неожиданно он поднял глаза и посмотрел прямо на меня. Я отпрянула назад, не успев овладеть собой.

- Да что с тобой такое, Эстель?! – прикрикнул на меня отец.

- Прошу прощения, - промямлила я, натягивая прозрачную вуаль как можно ниже на лицо. – Я что-то неважно себя чувствую сегодня. 

- Так я и знал, что вся эта беготня по замку не пройдёт для тебя бесследно! - Отец заметно сердился. – Сегодня за праздничным столом я собирался представить тебя рыцарям Эдварда, но, думаю, лучше будет отложить это до его приезда.

Эдвард. Я подивилась иронии судьбы: как созвучно это имя имени того, кто сейчас занимал все мои мысли.

По приказанию отца я была немедленно освобождена от всех предсвадебных и рождественских приготовлений и торжеств. Будь его воля, он бы запер меня в комнате до самой свадьбы. Впрочем, я тоже ограничила себя в передвижениях по замку, боясь ненароком наткнуться на Эдвина. Я понимала, что тайна моя раскроется через несколько дней, но мне хотелось подольше оставаться для него безродной врачевательницей, спасшей его от смерти. Так я чувствовала себя ближе к нему.

Верный Гаспар стал моими ушами и глазами. Он предупреждал меня, где в данный момент находились корсийцы, и я беспрепятственно могла ходить по своим делам. Но буквально следующим вечером я едва не столкнулась с Эдвином в главном зале. В компании нескольких рыцарей он вошёл с улицы и на мгновение задержался у входа, чтобы сбить с сапог налипший снег. Эти несколько секунд меня и спасли. Я упала на пол и сделала вид, что подметаю у очага высыпавшиеся угли. 

Меня чуть не выдал Кристоф. Закричав, он кинулся отбирать у меня метлу:

- Отдай! Это моя лабота. Батюшка поучил мне следить за пореном. 

Брат только научился произносить звук «эр», но иногда либо забывал об этом, либо употреблял его невпопад.

- Да тихо же ты, Кристоф. - Я склонилась к малышу, призывая к порядку, в надежде, что его вопли не привлекут ничьё внимание.

- Нет, отдай! – упрямо кричал он.

Неожиданно в поле моего зрения оказались высокие чёрные сапоги, и тут же над нами раздался знакомый насмешливый голос:

- Помогать даме – святая обязанность каждого мужчины. Но стоит ли делать это так громко, маленький граф?

Брат вмиг замолчал и отпустил метлу. Пока он с интересом таращился на Эдвина, я мышкой проскользнула между ними и скрылась за ближайшей дверью. 

Сердце выпрыгивало из груди, но не от страха, а от радости. Неожиданно для себя я рассмеялась. Ещё одно драгоценное воспоминание об Эдвине опустилось в мою копилку. 

Раньше я не задумывалась над тем, женат ли мой рыцарь, есть ли у него дети? Но после случая с Кристофом я будто увидела его с другой стороны. Какова вероятность, что такой мужчина, как Эдвин, не имеет дамы сердца? Наверняка где-то есть прекрасная женщина, которая любит его, растит его детей. Я совсем не знала мужчин, но мне почему-то казалось, что Эдвин сродни моему отцу: полюбив однажды, он пронесёт своё чувство через всю жизнь. Подумав об этом, я иначе посмотрела на то, что произошло между нами в хижине. Он назвал меня красивой, а я по наивности вложила в его слова смысл, которого там не было. Я вспомнила, как обиделась, когда он назвал меня девочкой. Я не хотела быть для него девочкой. Хотела, чтобы во мне он видел девушку, женщину. Свою единственную.

Едва эта мысль пришла в голову, как я немедленно себя одёрнула. О чём я думаю? Как можно желать мужчину, которого я едва знаю, и жизнь которого полностью зависит от того, кто скоро станет моим мужем? Своими мечтами о тайных взглядах и случайных встречах я ставлю его под удар. В первую очередь его – не себя. Что скажет мой жених, когда узнает, что я несколько дней провела в лесу с Эдвином? Я лечила его, кормила, ухаживала за ним. Будет ли он разбираться в тонкостях наших отношений или немедленно заговорит об измене? Должна ли я открыться Эдвину или сделать это потом, после свадьбы?

От всех этих переживаний я почувствовала себя плохо. Так плохо, что, боясь сойти с ума, немедленно запретила себе думать об Эдвине.

Правда, у меня оставалось одно дело - последнее, связанное с ним. 

Разбирая вещи в комнате Жакоба, я нашла остатки заживляющего бальзама, которым дядюшка лечил порезы. Теперь в числе других лекарств Жакоба он хранился у меня в спальне. Увидев, что рана всё ещё беспокоит Эдвина, я задумала передать ему бальзам. Для этой цели я снова обратилась к Гаспару, строго-настрого запретив говорить, кто дал ему снадобье.

- А что, если он проявит настойчивость, миледи? 

- Скажи, что лечил порез, и у тебя остался излишек. 

- Пускать драгоценное лекарство на лечение врага? Не покажется ли это странным, миледи?

- Корсийцы не враги нам, - объяснила я парню. – Наши страны заключили мир. А в качестве добрых хозяев мы имеем полное право заботиться о здоровье наших гостей.

Гаспар лекарство передал. И рассказал, что Эдвин был с ним любезен и подарил за услугу серебряную монету.

- Он спрашивал меня о том, кто сделал эту мазь, и я назвал Жакоба. Это же правда, миледи?

- Совершенно верно.