Я знаю, как эти компании стерегут свои новинки. Так что это за игра? – Он тычет пальцем в заставку на ТВ.

– Это новый «Марио карт», в котором я собираюсь тебя уничтожить.

Я запускаю режим для двух игроков и нажимаю на «Плей».

Папе требуется какое-то время, чтобы освоиться, но потом из него получается очень даже достойный соперник.

– Так мы должны выигрывать гонки и собирать раковины, да?

Борода у папы торчит клоками, на нем по-прежнему треники, в которых он занимался упражнениями утром. Он как будто смирился с тем, что весь день проведет дома. Поклейка обоев и выпечка изжили себя, и я даже не знаю, хорошо это или нет.

– Может, я и не смогу тебя одолеть, – говорит папа. – Но дай мне хотя бы у компьютера выиграть.

Я годами пытался уломать папу поиграть со мной в видеоигры, а сосчитать, сколько раз он на это соглашался, можно по пальцам одной руки. Так что следующий час, когда я разделываю его в «Марио», проходит просто классно. Мы прекращаем играть, только когда мама тащит нас ужинать.

Папа ерошит мне волосы, пока я убираю контроллеры:

– Ты победил честно и справедливо. Хорошо, что я хоть не восьмым пришел. Но я требую реванша.

– В любое время, – отвечаю я.

Первая плохая новость вечера заключается в том, что на ужин у нас гребешки.

Вторая: Ханна уже идет сюда на наше второе занятие.

– Почему ты меня не предупредила? – жалуюсь я. – Мне нужно морально подготовиться к тому, что придется весь вечер заниматься.

Мама закатывает глаза – этим навыком за время жизни со мной она овладела в совершенстве:

– Ты весь день играл в видеоигры, – говорит она. – Думаю, от пары часов занятий ты не умрешь.

Будь я из тех ребят, кто хорош в поиске информации, то привел бы ей депрессивную статистику, которая доказывает, что избыток занятий на самом деле МОЖЕТ тебя убить. Уверен, в истории есть примеры, когда какого-то несчастного ребенка погребло заживо под стопками тетрадей во время землетрясения или у какого-нибудь невезучего ученика от чрезмерного количества задач с дробями взорвались мозги. К несчастью, проблемы с чтением не позволяют мне отыскать эти ценные сведения в разумный срок.

Я еще не закончил гонять гребешок по тарелке, а Ханна уже стоит у двери. Мама спрашивает, не хочет ли она присоединиться к ужину, но Ханна говорит, что ей не терпится приступить к делу. Я отвечаю, что и ПОМЫСЛИТЬ не могу об учебе до тех пор, пока не убрал со стола и не помыл посуду.

Родители едва не давятся салатом. Придя в себя, отец достает из заднего кармана телефон:

– Ты не против повторить последнюю фразу, чтобы я снял на видео? Буду пересматривать, когда захочу посмеяться.

– Да ладно, Дерек, – говорит Ханна. – Не тяни время.

Наверное, у меня разыгралось воображение, но, когда я скармливаю Боди свои гребешки, он вроде как смотрит на меня с жалостью. А я неохотно бреду за Ханной в кабинет.

Слишком много заметок

Кажется, что с Ханной вполне можно заниматься нормальными вещами, но, когда дело доходит до репетиторства, она – настоящий злобный надсмотрщик. Трудно поверить, что человек, который носит шлепанцы, футболку с ежиком Соником и красит прядки в фиолетовый цвет, может вести себя как сержант-инструктор по строевой подготовке, но именно так Ханна себя и проявляет. Я не помню, чтобы столько писал от руки с того месяца, когда мы с Мэттом были одержимы оригами-гадалками.

– Мы скоро закончим? – спрашиваю я в бессчетный раз.

Мы занимаемся уже почти час, но Ханна по-прежнему бодра и готова трудиться.

– Еще несколько заданий, – отвечает она.

Вспоминаю, как в прошлый раз ей понравился Фрэнк, и достаю его из клетки в надежде, что он ее отвлечет.

Не успеваю рассказать ей, как надо обращаться с обезьяной, а Ханна уже хватает его на руки. Забираю Фрэнка и объясняю, как вести себя с капуцином. Ханна слушает так внимательно, будто вот-вот начнет делать заметки. Когда наконец я возвращаю ей мартышку, моя репетиторша выглядит счастливее двухлетки, которой дали посидеть на коленях у Санты.

– Я так понимаю, на сегодня мы закончили? – Не дав Ханне ответить, я собираю тетрадки.

Определенно, это был один из лучших моих планов.

Ханна вальсирует по комнате, танцуя с Фрэнком под слышную лишь ей одной музыку. Пока она возится с моей обезьяной, я заталкиваю заметки под диван и устремляюсь на кухню перехватить чего-нибудь пожевать.

Вернувшись с тарелкой печенек «Орео», я вижу на лице Ханны все ту же глупую улыбку, но не вижу мартышки.

– А где Фрэнк? – Я заглядываю за занавеску, проверяя одно из его любимых мест для пряток.

– Удрал под диван. Кажется, он хочет поиграть в прятки.

Она наклоняется, но я предупреждаю, что надо двигаться медленно, чтобы не напугать обезьянку. Ханна опирается на ладони и опускается на четвереньки за кофейным столиком:

– Он просто лежит там и жует бумагу. Такой очаровашка!

Я поспешно опускаюсь на пол рядом с ней и сую руку под диван, чтобы выудить оттуда Фрэнка. Мой худший страх материализовался: Фрэнк поедает мои заметки.

Сгоняю его на диван и пытаюсь спасти хоть какие-то остатки сегодняшней работы. И то, что Ханна начинает смеяться, ничуть не помогает.

– Обычно говорят, что домашнее задание съела собака, а тут его съела обезьяна. Смешно, да?

– УХОХОЧЕШЬСЯ, – я разбираю стопку исковерканных бумаг, но тут уже ничего не спасти. – Я вышел из комнаты, чтобы принести печенья, и ты дала обезьяне слопать мои заметки? Да ЧТО ТЫ за репетитор после этого?

Лицо Ханны из смеющегося за две секунды превращается в злое:

– Это ты в курсе, как обращаться с обезьянами, а не я. Откуда мне было знать, что он ест бумагу?

Она хватает куртку и направляется на кухню. Я подбираю Фрэнка и спешу за ней: мама должна услышать обе версии этой истории.