Энди сел близко ко мне, и где-то посреди сеанса онприблизился и спросил на ухо, не могу ли я достать для него Риту Хейворт. Поправде говоря, он меня слегка удивил. Обычно такой спокойный, хладнокровный икорректный, сегодня он выглядел неловким и смущенным, будто он просил менядоставить ему троянского коня или… одну из этих резиновых или кожаных штучек,которые продаются в соответствующих магазинах и, судя по журнальной рекламе,«скрасят ваше одиночество и доставят массу наслаждения». Энди выглядел чуть растерянным.

– Я принесу ее, – сказал я, – все в норме, успокойся. Тебебольшую или маленькую?

В то время Рита была лучшей из моих картинок (черезнесколько лет любимой звездой стала Бетти Грейбл) и она продавалась в двухвидах. Маленькую вы могли купить за доллар. За два с половиной – большую Риту,в полный рост, размером четыре фута.

– Большую, – ответил он, не глядя на меня. Он зарделся, какребенок, пытающийся попасть на вечеринку в клуб по пригласительному билетустаршего брата. – Ты это действительно можешь?

– Могу, будь спокоен. Хотел бы я знать, что в лесу сдохло?

Зал зааплодировал, закричал, затопал. Кульминационный моментфильма. – Как быстро? – Неделя. Или даже меньше.

– О'кей, – однако он все еще был в непривычном доя себясмущении, которое с трудом преодолевал. – И сколько это будет стоить?

Я назвал ему цену, не добавив ни пенни для себя. Я мог себепозволить продать Риту за ее стоимость, тем более Энди всегда был хорошимпокупателем. И славным малым. Во время всех этих разборок с Русером и Богсом ячасто мучался вопросом, как долго он продержится, прежде чем этот молоток,который я ему доставил, опустится на голову какой-нибудь из сестер.

Открытки – существенная часть моего бизнеса, в списке самыхпопулярных вещей они стоят сразу после спиртного и курева, и даже передтравкой. В шестидесятых это дело процветало, все желали приобретать плакаты сДжими Хендриксом, Бобом Диланом и прочими из этой же серии. Однако больше всегопользовались спросом девочки, и одна популярная красотка сменяла другую.

Через несколько дней после того, как мы поговорили с Энди,шофер прачечной привез мне около шестидесяти открыток, большинство из них сРитой Хейворт. Возможно, вы помните эту фотографию. У меня-то она стоит передглазами во всех подробностях. Рита в купальном костюме, одну руку заложила заголову, глаза полуприкрыты, на полных чувственных губах играет легкая улыбка.

Администрация тюрьмы знала о существовании черного рынка,если вас волнует эта проблема. Разумеется, все знали. Им было известно о моембизнесе ровно столько же, сколько мне самому. Они мирились с этим, потому чтознали, что тюрьма – большой котел, и нужно кое-где оставлять открытыми клапаны,чтобы выпускать пар. Иногда они устраивали проверки, проявляли строгость, и япроводил время в одиночке. Но в безобидных вещах, типа открыток, никто не виделничего страшного. Живи и жить давай другим. И если в чьей-нибудь камереобнаруживается, например, Рита Хейворт, то принято считать, что картинка попалак заключенному в посылке с вольного мира. Естественно, все передачиродственников и друзей тщательно проверяются, но кто станет устраиватьповторные проверки и поднимать шум из-за такой невинной вещицы, как РитаХейворт, Эйва Гарднер или еще какая-нибудь красотка на плакате? Если вы хорошийповар, вы знаете, как оптимальным способом выпускать пар из котла. Живи и житьдавай другим, иначе найдется кто-нибудь, кто вырежет вам второй рот аккуратнопод кадыком. Приходится прибегать к компромиссам.

Это был снова Эрни, кому я доверил доставить открытку из моейшестой камеры в четвертую, где обитал Энди. И тот же Эрни принес записку, накоторой твердым почерком банкира было написано одно слово: «спасибо». Чутьпозже, когда нас выводили на утреннюю проверку, я заглянул одним глазом в егокамеру и увидел Риту, висящую над его кроватью. Энди мог любоваться на нее вполумраке долгих бессонных тюремных ночей. А теперь, при свете солнца, лицо еебыло пересечено черными полосами. То был тени от прутьев решетки на маленькомпыльном окошке.

А теперь я расскажу, что случилось в середине мая 1950 года,после чего Энди окончательно выиграл свою войну с сестрами. После этогопроисшествия он также сменил работу: перешел из прачечной, куда его определили,когда он вступил в нашу маленькую счастливую семейку, в библиотеку.

Вы могли уже заметить, что большинство из рассказанного мною– слухи и сплетни. Кто-то увидел, кому-то рассказал, через десятые руки всепопало ко мне, и я вам пересказываю. Ну что же поделаешь, приходитсяпользоваться всякими источниками, в том числе и не проверенными, если хочешьбыть в курсе событий. Просто нужно уметь выщелять крупицу истины из тонн лжи,пустых сплетен и тех частых случаев, когда желаемое выдается за действительное.Вам может показаться также, что я описываю человека, который больше похож налегендарного персонажа, чем на мужчину из плоти и крови. Для нас, долгосрочныхзаключенных, знавших Энди на протяжении многих лет, не только в рассказах онем, но и в самой его личности было что-то мифическое, некий неуловимый ароматмагии, если вы понимаете, о чем я говорю. Все, что я рассказывал об Энди,сражающемся с Богсом Даймондом – часть этого мифа, и прочие события, связанныес Энди, и как он получил свою новую работу.., но с одной существенной разницей:я был свидетелем последнего происшествия, и я могу поклясться именем своейматери, что все, что расскажу сейчас – правда. Понимаю, что слово убийцы врядли имеет большую ценность, но вы уж мне поверьте.

К тому времени мы с Энди были уже довольно близки. Пареньотносился ко мне с уважением, и явно предпочитал мое общество любому другому.Да и я, как уже говорил, оценил его по достоинству с самого начала. Кстати,забыл рассказать еще об одном эпизоде. Прошло пять недель с тех пор, как япринес Риту Хейворт, и я уже забыл об этом в повседневной суете, и вот однаждывечером Эрни принес мне небольшую коробочку.

– От Дюфресна, – произнес он, не выпуская щетки из рук, иисчез.

Мне было чертовски интересно, что же там может быть, и яразворачивал белый картон, которым оказалась забита коробка, с нетерпением. Ивот…

Я долгое время не мог оторвать глаз. Несколько минут япросто смотрел, и мне казалось, что к ним невозможно притронуться,.так хорошибыли эти камешки. Все же в этом ублюдском мире, во всей этой мышиной возне исуете, во всем этом навозе встречаются иногда поразительно красивые вещи,радующие человеческий глаз, и беда многих в том, что они об этом забыли.

В коробке лежали два тщательно отполированных кусочкакварца, имеющие форму плавников. Вкрапления пирита давали металлическийотблеск, и золотые вспышки играли на шлифованных гранях камней. Если бы они небыли достаточно тяжелыми, из них получились бы шикарные запонки.

Как много труда ушло на то, чтобы превратить грязные камни спрогулочного двора в это чудо! Сперва отчистить их, затем придавать формумолоточком, и наконец, бесконечная полировка и заключительная отделка. Глядя наэти камешки, я испытывал нечто вроде восхищения родом человеческим – чувство,посещающее меня очень редко и вполне понятное, когда вы смотрите на что-топрекрасное, действительно приковывающее взгляд, сделанное человеческими руками.Мне кажется, это и отличает нас от животных… Конечно, я восхищался Энди, егонеобыкновенным упорством, еще одно проявление которого мне предстояло увидетьсобственными глазами. Но об этом речь впереди.