– А почему он живет здесь? – удивиласьДаша. – Тоже невыносим для своих близких? Мне ваш математик показалсяприятным человеком.

– Так оно и есть, – кивнул Боровицкий. – Но,видите ли, какая насмешка судьбы: у него, весьма неплохого и, безусловно,интеллигентного человека, есть сын. А тот – вор в законе. Судя по вашему лицу,вы знаете, что сие означает.

Даша ошеломленно кивнула.

– Так сын его сюда и отправил? – едва выговорилаона через минуту.

– Ну что вы! – возразил Боровицкий. – Если яправильно понимаю, в тех, скажем так, кругах подобное не принято. Скореенаоборот, там… – старый журналист неопределенно махнул рукой куда-то в сторонуограды. – …Виконт был бы окружен почетом и уважением. Но вот он сам в силуопределенных причин почет и уважение от тех кругов принимать совершенно нехочет. Поэтому определил себя сюда и уже много лет не видел своего родногосына. Вообще-то говоря, если вы вздумаете с ним беседовать, не советуюподнимать данную тему – она для него до крайности болезненна. Если я правильнопонимаю, он представил себе – и вполне вжился в роль, – что сына у негоникогда не было и что на старости лет он остался в одиночестве. Вот,собственно, отсюда и его решение обосноваться в пансионате. В обычной жизни унего ничего не осталось, потому что все свое имущество он распродал и внес вкачестве платы на много лет вперед, а здесь у него… – Боровицкий задумалсяна пару секунд, потом закончил фразу: – А здесь у него есть хотя бы рыбки.

– Петр Васильевич, – поразмыслив, спросилаДаша, – а как так получается, что люди столько вам рассказывают о себе?Ведь это такая… личная информация… не знаю… интимная, что ли… А вы ее знаете.

– Эх, Дарья Андреевна! – искренне рассмеялсяБоровицкий. – До чего же вы наивны, друг мой. Уверяю вас, стоит только мнеупомянуть о своем ремесле, и люди сами начинают рассказывать такие подробностисвоей и чужой жизни, что мне иной раз неловко становится. Каждый хочет, чтобыего увековечили если не в романе, то хотя бы в рассказе. Я, признаться, инойраз устаю от откровений, а иной раз они меня просто пугают.

– В каком смысле? – не поняла Даша.

Старик немного помолчал.

– Как-то раз, – нахмурившись, продолжал он, –я выслушал признание в соучастии в убийстве. Убийство было совершено давно,однако соучастник так боялся – уж не знаю чего, – что его страх передалсяи мне.

– Убийство? – изумленно переспросила Даша. –А кого он убил?

– Не он сам, – поправил ее Боровицкий. – Какя понял, собственная роль того человека была довольно незначительной – емунужно было только отвлечь жертву. Он даже не знал, отвлекая, что произойдетпотом! Так что ни по каким законам признать его виновным нельзя. Уже после убийстваон догадался, в чем дело, но признаться побоялся. Так и носил в себе этот страх– перед убийцей, перед правосудием, перед самим собой. И вот когда тот человек,Дарья Андреевна, вылил весь свой страх на меня, как на исповедника, я пожалел отом, что я писатель, можете мне поверить. Между прочим, – прибавил он,чуть подумав, – несчастный панически боялся собак. От вашего Проши мог быбезо всяких шуток упасть в обморок, я такую картину один раз своими глазаминаблюдал.

– Его, наверное, пес покусал в детстве, –предположила Даша. – Обычно такие люди потом всю жизнь собак боятся.

– Покусал, – согласился Боровицкий. – Чутьполруки не оттяпал. Да бог с ним, с сердечным, не о нем речь. А о том, чтоисторий разных я знаю и в самом деле очень много, но далеко не все я хотел бызнать. Виконт – не исключение.

Даша обернулась к пруду, но сморщенного старичка было неразглядеть за кустами. Она хотела что-то спросить, но тут за ее спинойпроскрипела дверь, и женский голос произнес:

– Добро пожаловать в «Прибрежный». Петр Васильевич, увас сегодня гостья?

Идя по коридору пансионата, Даша внимательно смотрела посторонам. Некоторые двери были приоткрыты, и она могла мельком разглядетькомнаты. Это были небольшие аккуратные номера, напоминавшие гостиничные, еслибы не мелочи, превращавшие их в чей-то дом: фотографии на полках, маленькиевышивки на стенах, неожиданные подушечки и пуфики, украшенные цветами из старыхатласных ленточек… Почти везде, куда удавалось заглянуть, Даша видела цветы наподоконниках и лишний раз убеждалась, что за деньги можно купить почти все. Вовсяком случае, достойную старость – можно. Навстречу им попались несколькослужащих пансионата – средних лет женщины в голубой униформе, и все вежливоздоровались с ней и Боровицким.

Лидия Михайловна – управляющая пансионатом, встретившая их удверей, обсуждала со стариком его новую книгу. Миниатюрная, изящная женщина летпятидесяти, с внимательными голубыми глазами держалась строго, но учтиво. Дойдядо конца коридора, она попрощалась с Дашей и Боровицким, сославшись на дела.

– Ну, как вам дом престарелых? – поинтересовалсяБоровицкий, открывая дверь и пропуская Дашу вперед. Она оказалась в маленькойтемной комнатке, но Боровицкий раздернул шторы, и сразу стало светло исолнечно.

– Очень впечатляет, – призналась Даша. –Довольно уютные комнаты… цветы…

– Есть и то, чего вы еще не заметили, – например,три смены сиделок и постоянно работающих медсестер и врачей. К тем, ктопередвигается на инвалидной коляске, приставлены женщины, которые вывозятпостоятельцев на прогулку и гуляют по всему лесопарку. В общем, ЛидияМихайловна – кстати, фамилия ее Раева – заботится о своих подопечных.

Даша присела на стул и тут заметила на столе маленькийплоский ноутбук.

– Да, это мой, – кивнул старик, перехватив еевзгляд. – Я здесь могу работать, так сказать, по горячим следам. СпасибоЛидии Михайловне, которая выделила мне уголок совершенно безвозмездно. Впрочем,она вообще довольно необычная женщина.

– Чем же? – заинтересовалась Даша.

– Лидия Михайловна Раева – человек исключительнойдоброты.

Даша недоверчиво глянула на Боровицкого, поглаживающего усы:управляющая показалась ей женщиной холодноватой и какой-то отстраненной.

– Да-да, не удивляйтесь, именно доброты. Несколько летназад у ограды нашли совершенно опустившегося пьянчужку, валявшегося на дороге.Кто-то вызвал милицию, и его непременно забрали бы, если б не Раева – онараспорядилась отвести бедолагу в пансионат и привести в порядок. Его немногоподлечили, хотя он все равно находится до сих пор в невменяемом состоянии.

– Так он здесь? – поразилась Даша.

– Именно, Дарья Андреевна. Его поселили здесь, потомучто он абсолютно одинок. Но представляю, какой бой пришлось выдержать ЛидииМихайловне с учредителем, чтобы отстоять Ангела Ивановича.

– Кого? – не поняла Даша.

– Ангела Ивановича. Так здесь того бомжа прозвали. Онсовершенно безобиден и по-своему очень мил, хотя, конечно, сумасшедший. Иногданачинает что-то вспоминать из своей прошлой жизни – реальной иливыдуманной, – и тогда слушать его очень интересно.