— Надо уехать, — заправляет он прядь мне за ухо. — Со мной. Больше я никому не могу доверять здесь, как раньше, помнишь?

Я помнила. Разве такое забудешь?

— Теперь придётся всю жизнь бегать? — невесело спросила я.

— Я всё решу, Тань, — он вздохнул и наконец-то прижал меня к себе. Именно так, как я мечтала. И слова сказал правильные, в унисон моим мыслям. — Главное, ничего не бойся. Всё сделаем без спешки. Ведь ты всё равно собиралась уезжать? — я слабо кивнула. — Вот и замечательно. Делай, как положено, не волнуй маму. А то она с годами, наверное, ещё крепче на страже стоять стала.

Всё-то он знает. Я слабо улыбнулась, а Лео отпустил меня из объятий. Сразу стало холодно. В его руках как-то… защищеннее, что ли.

— Эль? — я поднимаю на него глаза. Ловлю мимолётную улыбку, что слегка касается его губ. — Ты была права со шкафом.

Вот это выбивает дух почище вести о возвращении Кракена — его умение признавать ошибки и по-своему просить прощения.

— Вряд ли Людмила Евгеньевна по достоинству оценила моё появление здесь. И уж точно отреагировала бы неправильно. А точнее — резко негативно.

Он прав. И это мягко сказано, но сейчас о маме думать хочется в последнюю очередь.

— Всё будет хорошо, Эль. Пока я здесь, присмотрю. Хлюпика только своего отвадь, пусть не шастает вокруг тебя и не таскает никуда по ночам.

— Он не хлюпик! — возражаю, защищая Сашу. — Он замечательный!

Это слишком громкий шёпот. Как, оказывается, много оттенков может быть у шёпота. Я даже и не подозревала. Эти свистящие звуки, смесь дыхания и эмоций — новые ощущения. Но мне не нравится. Я бы предпочла чистые тона. В них больше жизни и огня.

— Влюбилась, что ли? — щурит Король глаза. Он вроде как ещё улыбается, но уже ничего тёплого в его лице нет.

— Ревнуешь? — делаю ответный выпад.

— Забочусь, опекаю. У моей Эль должно быть всё самое лучшее.

Король не тот, кто лезет за словом в карман. Мучительные размышления — не о нём. Молниеносные ответы, быстрые решения — почти дар. Не каждому такое под силу. Королю доступно всё. Я не помню таких дел, которые бы он не сумел раскрутить.

«Моя Эль» — это метка. Для Лео я — собственность. Нечто кровное. То, что вырывается с мясом, если придётся. Мне казалось, тогда, четыре года назад, он это сделал, причём достаточно успешно. Но вот он здесь, и я уже сомневаюсь. Прискакал меня спасти?.. Надо же.

— Ты прав, Лео. Я выросла. И научилась как-то жить без тебя. Думаю, смогу и дальше. Сумею себя защитить. А, возможно, у меня найдутся и другие защитники.

Всё это я говорю из духа противоречия. От обиды, что живуча во мне, как кошка, у которой семь жизней. Наверное, мне хочется сделать ему больно. Отдать хоть часть боли, что взяла в плен сердце и душу и не отпускала очень и очень долго, а потом спряталась в кокон, чтобы изредка оттуда вылезать, когда кто-то вспоминал о Короле.

— Помечтай, помечтай, Эль. Мечтать, как известно, даже полезно.

Мой удар не достиг цели. Это же Лео, он умеет уворачиваться.

Он направляется к окну. Собирается уходить? Видимо, да.

— Лео? — окликаю его. Для меня жизненно важно оттянуть этот момент, хоть и понимаю: он сказал всё, что хотел.

Король живо оборачивается. Как подсолнух за солнцем. Создаётся впечатление, что он чего-то ждёт, а я, тупая, говорю, неправильные слова.

— А ты зачем приходил?

Он приподнимает брови. Смотрит на меня с покровительственной насмешкой. Я краснею — чувствую, как лицо и шею затапливает жар.

— Я в том смысле, что ты мог и не появляться. Не рассказывать мне сказки на ночь о Кракене. Раз никуда спешить не нужно, то зачем, Лео? Мог бы следить издалека, оберегая мой покой и сон.

— Мажорчика своего отвадь. Найди какой-нибудь предлог. Пусть не путается под ногами.

— И только ради этого? — я всё ещё не могу поверить, что Ландау ему как-то мешает — бред. Королю никогда и никто не мешает, если он идёт к цели.

Лео делает решительный шаг мне навстречу, удаляясь от окна. Снова поправляет мне волосы, как маленькой.

— С днём рождения тебя поздравить, глупая. Посмотреть на тебя, взрослую.

Он наклоняется, целует меня в щёку. Это… неожиданно. До взрыва в груди, до грохота сердца, что бьётся прямо в ушах. Я глохну. Слепну на миг от вспышки эмоций. А когда прихожу в себя, его уже нет. Есть лишь запах его одеколона — терпкий и мужской. Будоражащий такой.

Вот, наверное, почему мать шарила глазами по комнате, — как будто мне больше не о чем думать сейчас!

Она, наверное, тоже его учуяла — запах Короля. Хоть и шестое чувство тоже никто не отменял. У матери моей оно развито настолько сильно, что порой кажется: разговоры о третьем глазе не враньё. У моей, например, он точно существует.

Я бреду к окну, как старуха. Закрываю его, пытаясь не думать, как он там, мой Лео. Нужно было хоть телефон его взять. Так было бы спокойнее. Я бы точно знала, что он благополучно прошёл карниз и слез вниз.

Но, может, без телефона и лучше — нет соблазна позвонить и услышать его голос. С глухими нотками, низкий. Неповторимый голос Лео Короля.

Я раздеваюсь и натягиваю удобную пижаму с мишками. Падаю в постель. Кажется, ещё недавно мне хотелось спать. А сейчас сна ни в одном глазу. Зато есть воспоминания, что накатывают волнами, унося меня далеко-далеко. Так далеко, что мне кажется: я всё это придумала сама. Ничего не было. Есть только фантазии ненаписанной мной книги…

Таня

Прошлое. 10 лет назад

— Ты его попросила скрипку поднести, а он прикололся и сделал? А может, ты ему заплатила? — допытывается Марина. И каждый её вопрос — обидный. Настолько, что я готова зареветь.

Я так старалась, музыкалку пропустила, следила из-за каждого угла за Королём — и вот, пожалуйста: она мне не верит, хотя собственными глазами видела, как Король меня домой провожал.

Хотелось обозвать её дурой и ударить, но я сдержала слёзы, только носом мрачно шмыгнула.

— Не веришь — не надо.

И ещё много чего наговорить хотелось. Тоже обидного, злого. Бежать хотелось, что-то доказывать, прямо сейчас. Я даже развернулась и побежала. Так, что ветер в лицо. Мчалась раненой ланью, только небо колыхалось перед глазами — больше я ничего не видела.

Летела на набережную. Шум волн всегда меня успокаивал. Моё личное лекарство. Здесь хорошо переживать всякие разные неприятности или обиды.

Осень. Промозгло и сыро. Природа хмурится — настроению моему под стать. Слушая шум моря, глотая прорвавшиеся на волю слёзы, я вдруг решила: больше не буду никому и ничего доказывать. Не буду больше выскакивать из шкуры, чтобы выиграть этот дурацкий спор. Я и так его почти выиграла, а мне не поверили. Ну и плевать. Подумаешь!