работаем в одной группе. Уход из группы ДжеДжуна нанесёт ей чувствительный удар. На нём многое держится. Мой уход фактически закроет группе путь к успеху. Жертвовать интересами наших друзей ради каприза сбрендившего и давно умершего старого пня? Да простят меня небеса за непочтение к старшим, но это невозможно.

Вот мы и договорились, что будем формально обозначать плохое отношение друг к другу. Но возникает другая проблема: как всё это объяснить остальным? Вон какими глазами они на нас смотрят!

— Очень долгая история, — пытаюсь выскользнуть из щекотливой ситуации, — и не только наша тайна. Так что извините, подробностей не будет.

Все делают понимающий вид, а ВиЧан ещё и грустит. Для меня не секрет, что это первая моя жертва.

— Посидите пока или разомнитесь, нам посоветоваться надо, — подсаживаюсь к ЮнХо, сидящему за пультом. — У меня интересные идеи есть. Сначала скачай мою аранжировку.

Отдаю флешку. Жду, когда парень прослушает.

— Неплохо, Лалиса.

— Ты жмот, ЮнХо-оппа! Это отлично! Теперь слушай… когда идёт быстрая фраза, например, барабан в темпе престо, тогда танцору очень трудно угнаться за музыкой. Ему приходится дробить темп. Делать одно движение на каждый второй или третий удар барабана. Так?

— Ну, наверное… — не задумывался, сразу видно.

— Надо по-другому делать… — долго объясняю, как. Находим в записи самые подходящие моменты. Не надо танцевальную новинку тащить сквозь всю композицию. Она должна быть вишенкой на торте. Можно два-три раза. Это как вырез или разрез на женском платье в неожиданном месте. Мгновенно приковывает взгляд, почти насильно.

Подзываем ДжеДжуна, объясняем фишку. Когда до него доходит, обращается ко мне. Мы отходим в сторонку.

— Меня ВиЧан беспокоит. Мало того, что ты вошла ему в сердце, так он убивается из-за того случая. Помнишь sexpornstar?

— И что? — Непроизвольно хихикаю.

— Говорит, что от стыда умирает…

— А-а-а, понятно. Дебак! Я с ним поговорю.

— Только аккуратно, Лалиса!

Отвечаю укоризненным взором, кого ты учишь, мальчик?

— Ладно, иди. Ненавижу тебя.

— И я тебя, — ржёт ДжеДжун.

Вытаскиваю из общего роя ВиЧана, отвожу в сторонку.

— Там несложно, быстро потом разберёшься. А мне скоро уходить надо… мне сказали, что ты переживаешь из-за того случая? — Напоминаю подробности, непроизвольно улыбаюсь. Моя улыбка будто вытягивает из него хорошее настроение, как по сообщающимся сосудам. Ничего, сейчас оковы тяжкие падут.

— Холь! Всё правильно! Я и ДжеДжуну сказала, что ты совершеннейший обалдуй! — От таких слов бедный ВиЧан почти воочию чернеет лицом. — И не потому, что славно повеселил нас тогда, а потому что расстраиваешься, как полный дебил. Я надеюсь, ты не голубой? Нет?

— Нет, конечно! — Возмущается, что уже хорошо.

— Скажи честно, моя сестра — красивая? А ЧэЁн? Я? — Получаю восторженные подтверждения. — Тебе что, не нравится привлекать внимание красивых девушек? Не нравится поднимать им настроение хорошей шуткой? Пусть нечаянной?

Делаю паузу. Вижу, для него это абсолютно новый взгляд на гендерные отношения.

— Объясню тебе подробно, почему ты — дебил. Не расстраивайся, многие корейские мальчики такие. Как понравиться девушке? Сначала привлечь её внимание, заставить восхититься. Каким-нибудь спортивным умением, например, сделать сальто. Или волшебной игрой на саксофоне. Тоже хорошо. Но удачная шутка нисколько не уступает такому способу. И даже превосходит. Смотри. Мы, три красивые девушки, получили незабываемые впечатления. Смеялись до упаду. Ты, оболтус и кретин, должен быть безмерно горд, что тебе так легко удалось заставить сразу трёх красивых девчонок смеяться до слёз. Мы, все трое, никогда тебя не забудем. Артисты-комики всегда мечтают о таком успехе. Получается? Жизнь удалась.

— Запомни, только не говори никому. Рассмешить девушку — значит завладеть её вниманием полностью.

Немного подумав, добавляю. Для дебилов лишних инструкций не бывает.

— Два совета напоследок. Не вздумай эту шутку повторить. Вот тогда точно будешь идиотом. Девочки почувствуют обман. Обыграть можешь. Например, назови себя в следующий раз сексонсиксом. Или ещё как-нибудь. Ах да, и третий совет: всех уверяй, громко клянись, что ты тогда случайно обмолвился, не нарочно. Понял меня? И глаза сделай, как можно честнее… ещё честнее!

Ржу, ВиЧан через паузу присоединяется.

Приняв затем уверения в полном понимании от повеселевшего ВиЧана, прощаюсь со всеми.

Звонок от хальмони принимаю, сидя в такси. Отмечаю, что затратила час с четвертью.

— Да, хальмони. Уже еду домой, в такси.

Хальмони пытается выяснить причину задержки, не поддерживаю идею разговора на ходу.

— Не могу говорить. Дома всё расскажу, — и отключаюсь. Повторные звонки игнорирую.

По ходу жизни размышляю. Корейские взрослые, наставники и родители, часто грешат кое-чем. Сначала ставят нереальные задачи. Я же обозначила примерные сроки моих дел. Хальмони берёт по минимуму и ждёт результата. Обозначенный лимит предсказуемо нарушается, что ставит меня в положение проштрафившейся. Безусловно, хальмони воспользуется, чтобы прочитать нотацию. Абсолютно не нужную и бесполезную.

Остальные пусть, как хотят. А я буду бороться. Взрослых тоже приходится воспитывать. Дети, кстати, с успехом это делают, только не осознанно. А я буду целенаправленно.

Дома.

— И почему, разрази меня небеса, ты не могла поговорить с любимой хальмони, — наконец-то прерывает долгую, очень долгую паузу хальмони. В третьем лице про себя говорит. Это признак чего-то? По ходу жизни разберёмся.

— Хальмони, я не буду при чужих людях обсуждать наши семейные или личные дела, — уже разулась и прохожу мимо неё. Слава небесам, не препятствует.

— Есть хочу, — заявляю маме, которая хотела что-то сказать, но тут же уносится на кухню.

— При каких чужих людях, внучка? — Догоняет меня вопрос.

— Так при таксисте же!

— Почему на звонки потом не отвечала? — Хальмони идёт за мной на кухню.

— Ёбо, отстань от неё, — за меня из гостиной подаёт голос дедушка, но вопрос уже задан, надо отвечать.

— Хальмони, ты уже знала, что я еду домой в такси, — сажусь за стол… о, мои любимые чики-пуки! Забыла, как называются, пропади они пропадом все эти заковыристые корейские названия!

— И я тебе сказала, что говорить не могу. Обещала рассказать дома. Зачем мне на твои звонки отвечать? Чтобы повторить то, что я уже сказала?

Начинаю есть.

— Чем ты в студии занимаешься? — Тон хальмони уже мирный, но остановиться сразу не может.

— Репетируем.

— Ты тоже танцуешь?

— Нет. Я — автор, композитор, аранжировщик, немного хореограф и продюсер.

Пока хальмони переваривает массу терминов, спокойно заканчиваю ужин. Ухожу в комнату, надо уроки делать.

— Лалиса, книгу пишешь? — В дверь заглядывает СонМи.

— Нет. Уроки делаю.

— А когда книгу будешь писать?

— Когда время будет.

— А когда у тебя время будет?

Не выдерживаю. Вырываю лист из блокнота и даю сестре вместе с карандашом.

— Пиши: «В том, что Ким Лалиса не сделала уроки, виновата я, её сестра СонМи.