к финальному удару. — Разве это не значит, что женский интеллект намного меньше приспособлен к точным наукам, нежели мужской? По-моему, среди математиков тоже есть только одна женщина — Софья Ковалевская.

— Что ты хочешь сказать, Лалиса-ян? — Тон не угрожающий, после того хулиганского стишка учитель заметно подобрел, но сиять прекращает.

— Я хочу сказать, что мы находимся в школе искусств, а не в естественнонаучном заведении. У меня иногда получаются стихи, играю на рояле… сонсэнним, я — чистый гуманитарий. И даже будь у меня склонности к физике и математике, великой мне всё равно не стать. Во всей истории человечества это удалось только двум женщинам. А теперь главный вопрос: почему вы столько внимания уделяете на своих уроках именно мне? Девочке-гуманитарию. А мальчикам, у которых мозги намного ближе к точным наукам, вы позволяете отсиживаться за моей спиной?

Тишина в классе оглушающая. В моём тоне нет абсолютно никакой дерзости. В конце речи отвешиваю поклон. Но содержание…

ЧэЁн сидит рядом бледная, как тесто. Эк её кидает! Только что алела, как маков цвет.

— Я подумаю над твоим вопросом. Садись, Лалиса-ян, — находит выход из щекотливой ситуации.

— Лалиса, разве так можно? — Шипит мне в ухо подруга.

— Хватит болтать, слушай, что сонсэнним говорит, — отмахиваюсь. Там новую тему объясняют, а она тут…

Потрясения ЧэЁн хватает до похода в столовую. Только там приходит в себя и вперяет в меня страждущий взгляд. Очередной сеанс на тему «А вот меня взяли в агентство трейни…» ненадолго отодвигает госпожа СанМи.

— Лалиса-ян, зайди, пожалуйста, ко мне в учительскую. Надо обсудить программу подготовки к конкурсу.

— Хорошо, сонсэнним, — кланяюсь, ещё раз кланяюсь. ЧэЁн кланяется рядом за компанию.

Поворачиваюсь в сторону раздачи, откуда манят соблазнительные запахи. Не успеваю сделать шаг, как меня настигает окрик.

— Лалиса!

— Да, я поняла-поняла, сонсэнним. Пообедаю и сразу к вам, — снова кланяюсь.

— Нет, ты не поняла. Пойдём сейчас, — учительница подходит ближе и берёт меня за руку.

— В чём я провинилась перед вами, сонсэнним? — Мой голос становится плаксивым и жалобным. — Что такого плохого я вам сделала, что вы хотите лишить меня обеда? И как только наш директор разрешает учителям наказывать учеников настолько жестоко?

Насколько несчастное у меня лицо вижу по растерянности сонсэнним и отражению на мордашке ЧэЁн. У неё глаза испуганного вусмерть оленёнка, попавшего в лапы тигра.

— Я напишу жалобу на директора школы в министерство образования, — чуть не плача, выдаю мощную угрозу. — Пойдём, онни.

Училка уже давно отпустила мою руку, так что мы уходим свободно, оставив её стоять с выпученными глазами и ртом, который она никак не может закрыть. Меня всё чаще и чаще преследует мысль, что большинство корейцев любого возраста, статуса и пола наглухо долбанутые. И степень индивидуальной ебанутости может достигать поднебесных величин.

Маленькое происшествие затыкает рот ЧэЁн до самого стола, на который мы выгружаем еду с подносов и приступаем к обеду. И то, она никак не может оставить невообразимое без комментариев.

— Лалиса, как ты могла так дерзко разговаривать с сонсэнним?! — Таращит на меня прекрасные глаза.

— Онни, ну чего ты врёшь? Разговаривала со всем почтением, постоянно кланялась. Хотя по идее её матом надо было посылать, — намеренно так резко высказываюсь. Насколько понимаю онни, мне теперь не меньше пяти минут покоя гарантировано.

Время не засекаю, но где-то так. Успеваю спокойно прикончить салатик и супик, принимаюсь за пулькоги, прежде чем онни прорывает. Ишь чего удумали, снова без обеда меня оставить! Садисты! Общества защиты прав ребёнка на вас нет!

— Всё равно, Лалиса, — возобновляет нудёж онни, — нельзя так со взрослыми.

Но прежнего напора нет.

— А им, значит, можно? — Чуток можно и поболтать, наслаждаюсь блюдом. — У нас огромная учебная нагрузка, после уроков у меня по расписанию тяжёлая тренировка. Где брать силы? Лишение обеда это действительно наказание и за что сонсэнним хотела меня наказать?

— Она просто хотела с тобой поговорить, — онни адвокатствует.

— После обеда и поговорим. Если время останется, — а его, чувствую, не останется. Ем с чувством, с толком, расстановкой.

— Ты не ответила, онни, — нахожу паузу и продолжаю. — За что сонсэнним хотела меня наказать? За то, что я так хорошо играю на фортепиано, что она меня на конкурс посылает? Ты, правда, считаешь, что за достижения людей надо наказывать? С тобой всё в порядке?

И продолжаю есть. Перед томатным соком нахожу ещё одну паузу. Глупый бубнёж онни меня абсолютно не колышет.

— Боюсь представить, что она со мной сделает, если я выиграю на конкурсе. Может, отказаться? — И наслаждаюсь ужасом в прекрасных глазах онни.

— Холь! Лалиса, как ты можешь!

Наслаждаюсь паникой подружки. Вот он способ противостоять окружающему меня сплошному идиотизму. Не надо раздражаться и пеной исходить. Надо наслаждаться, троллить и наслаждаться, провоцировать и блаженствовать.

— А что? — Расширяю глаза на пол-лица. — Если меня хотят лишить обеда только за согласие участвовать в конкурсе, то за победу могут и расстрелять! Из миномётов.

Мои провокации веселят меня и поднимают настроение. Есть ещё один положительный эффект, ЧэЁн ни разу не завела беседу про её новый статус трейни. Мы уже уходим из столовой, — в желудке приятная тяжесть, — а она до сих пор…

— Лалиса, ты на меня не обижаешься? Меня взяли, а тебя — нет?

Я аж спотыкаюсь. Сглазила. Только собираюсь ответить, как мой взгляд упирается в пустоту. А, опять за спину спряталась. Передо мной ДаСоль и другие одноклассники.

— Ты почему так дерзко разговаривала с сонсэннимом ЧханМином?

— Потому что вы не хотели мне ничем платить за то, что я вас от него спасала. Теперь поздно. Извини, оппа, меня сонсэнним СанМи ждёт. Если вы меня задержите, будете перед ней отвечать.

Отодвигаю самого крайнего и растерянно хлопающего глазами оппу и обхожу. ЧэЁн — за мной, как за ледоколом. Хвалю себя за последние слова. Во-первых, перевела стрелки на них, это они виноваты, а не я. Пока придумают, что ответить, будет поздно. Во-вторых, пригрозила учителем. Если меня ждёт сонсэнним, то никакой оппенгеймер, то есть, оппа-одноклассник не котируется. Даже куча оппов.

До конца перерыва меньше четверти часа. Стучусь в учительскую, ЧэЁн заблаговременно выпадает из поля зрения. Заглядываю, сканирую пространство.

— Разрешите, сонсэнним СанМи.

— Заходи, Лалиса…

Встаю перед столом. Присутствующие сонсэннимы дежурно осматривают меня, после делают вид, что не слушают и не смотрят. Сесть мне музыкантша не предлагает. Наверное, не положено, но напротив её имени в голове ставлю второй минус.

— Времени у нас мало, — со скрытым упрёком говорит она, — поэтому держи список произведений, из которого надо выбрать два для конкурса. Из корейской классики,