Генрих

Шаг третий. Призовой

Глава 1. Тяжёлые разговоры

Место действия: кафе рядом с танцстудией.

Время действия: 4 октября, 3 часа пополудни.

— Аньён, ДжеДжун-оппа, — машу рукой вошедшему оппену. Кто он мне, как выясняется? Уже посчитала на пальцах, троюродный оппа. Братан, так сказать, в третьем поколении.

ДжеДжун пробирается к моему столику в углу, по пути цепляет кофе. На лице недоумение и опаска, до сих пор не выветрившиеся.

— Аньён, Лалиса, — плюхается на стул, утыкается в кофе.

Не то, чтобы с трудом его вытащила на разговор, но подталкивать пришлось. Аборигены — народ косный, и молодёжь неизбежно перенимает ухватки старших. Мне, как элементу чужеродному, это ясно видно. Кстати, по той же причине легко отбилась от общества онни. Сама отпрыгнула, как только узнала, с кем и зачем собираюсь встречаться.

— ДжеДжун-оппа, ты в курсе, почему наш клан распался?

— Твой харабоджи пошёл против воли отца, нашего чинджо харабоджи, — бурчит братан в минус четвёртой степени.

Для начала надо сверить часы, то есть, версии давнего и неприятного события. Могут возникнуть проблемы. Уточняю, о чём речь. Да, версия моего деда совпадает с рассказанной ДжеДжуном.

— Прадед решил отправить твоего деда в университет, твой дед отказался, нарушил родительскую волю и выбрал другую профессию, — бубнит ДжеДжун.

— То есть, ты не знаешь, что воля прадеда исполнена быть не могла? Объективно.

— Почему же не могла?

— Денег в семье хватало на обучение в университете только одного из сыновей. На второго денег не было. Мой харабоджи отказался от университета в пользу брата. Твоему харабоджи его омма не рассказывала, что денег в семье больше не было?

— Я об этом ничего не знаю, — качает головой парень.

— Спроси его, — сама думаю, а хорошая ли это идея? Должен он был знать, не представляю, чтобы омма ему не сказала. Выходит, дело только в ослином упрямстве?

— Хотя, может, и не стоит. Тогда придётся тебе поверить мне на слово.

— Зачем ты меня позвала?

— Нам как-то надо решить эту проблему.

— Тебе надо покинуть нашу группу, — говорит, глядя в полупустую кружку.

— Или тебе, — раз пошла такая пьянка, будем резать по-живому. Или угрожать таковым.

— Вот она и проблема, — рассуждаю спокойно, — почему мы не можем общаться, как раньше, только из-за того, что наши предки…

Вовремя спохватываюсь. Про предков плохо говорить нельзя. И не только в Корее.

— …только из-за того, что наши предки попали в глупое положение?

— Я не могу пойти против воли отца, — хмурится ДжеДжун, — а он против воли харабоджи.

— И в чём выражается воля твоего отца?

— Нам запрещено с вами общаться.

— По необходимости мы общаемся. Например, договариваемся о времени Чхусок.

Размышляем. Дубовый двоюродный дедушка поставил своих потомков в неудобную позу и заставил бегать на время. Старый мудак! Никогда вслух не скажу, но кто помешает мне так думать?

— Могу спросить разрешения у аппы общаться с тобой по общим делам, — предлагает ДжеДжун. — Ведь когда мы познакомились, мы не знали, что нам нельзя разговаривать друг с другом.

— Нельзя этого делать! ДжеДжун, а ты про нас отцу сказал?! — Не на шутку всполошилась. Когда вижу отрицательный жест, холодный страх меня отпускает.

— Мороженое хочу, — заявляю слегка капризно, — с ореховой крошкой.

ДжеДжун уходит к стойке незамедлительно. Получив желаемое, наслаждаюсь морозной сладостью и растолковываю ситуацию.

— ДжеДжун-оппа, мне уходить из группы нельзя. Все остальные будут против, сам должен понимать. Если сделать так, как хочет твой харабоджи, успеха вам не видать.

Лицом братан на пол-осьмушки выражает осторожное сомнение, вроде: а вдруг видать?

— Хорошо. Но ты согласен, что со мной шансов больше?

На такое соглашается. Как же трудно с ним, с его тупым харабоджи и всеми этими идиотскими корейскими заморочками!

— Тогда каприз твоего дедушки ставит под удар будущее всей группы. Так ведь получается? Если мне уходить шансы на успех падают, сам согласился. А вот на это твой дедушка никакого права не имеет. У нас всех свои харабоджи есть. И родители. Так что уходить придётся тебе.

Резко мрачнеет. Уходить не хочется, подставлять друзей не хочется и против воли отца пойти нельзя. Цугцванг в чистом виде.

— Холь, ДжеДжун! — Вскрикиваю, найдя выход. Иногда… нет, часто, реакциями тела не управляю. С этим, чувствую, ещё долго разбираться.

Стоим на улице, любуемся праздничным шествием. Когда оно проходит, пересекаем улицу и двигаем в студию.

— Ты чего такая задумчивая, мелкая? — Задорно кричит ДжинСу. Парни отрабатывают на все сто, но чего-то не хватает. И вот с этим вот пора прекращать. Вроде глупость полнейшая, но дико достаёт это обращение. Шиканье друзей его затыкает, но временно. Сегодня больше так не скажет, а послезавтра — опять и снова.

А как в таких случаях поступают натуральные девочки? В разных странах по-разному. Можно, например, так.

Вопрос игнорирую в абсолютной степени. Выключаю смартфон, на который снимала все пируэты парней. Встаю, закидываю сумку на плечо, иду к выходу. Лицо абсолютно спокойное, это важно. Не дай боже, обида там отобразится, сразу всё испорчу.

— Лалиса, ты куда?

— Не обижайся на придурка…

— Постой!

Попытки остановить меня тоже «не замечаю». Пошли все нахрен, моя величественность в печали.

На улице долго иду пешком. Торможу в ближайшем сквере, мне надо подумать.

У меня гигантские проблемы. Справлюсь ли? Внутренние противоречия, самое глубокое — моё гендерное самоощущение. Мужской разум в девичьем теле способен выжить? Как-то не хочется на себе проверять. Вдруг, нет? Уже ловила себя на том, что иногда проскакивает речь о себе, как мужчине. Так недолго и вляпаться. Спасает то, что в корейском языке нет родов, но ведь не одним корейским живу. Иногда русский использую или английский, хотя в нём тоже нет явного грамматического обозначения.

Проблему надо решать. Мужское сознание даёт много плюсов, но и без серьёзных рисков не обходится. Поэтому и решила про себя так: надо играть. Бывает такое, что мужчины на сцене играют женские роли? Сплошь и рядом. И часто зрители об этом даже не догадываются. Пока титры не увидят или программку в театре не прочтут.

Вряд ли я бы на такое согласился (согласилась!), но мне деваться некуда. Поэтому, даже мысленно про себя говорю в женском роде. Становится легче. Попал в тело девочки — играй девочку. Деваться-то некуда. Действительно, становится легче. Мужское самосознание — в сторону и вверх, разум должен рулить. И перевоплощение.

С этим разобрались. Подозреваю, что временно, но другого выхода не