Он моргает, глядя на меня, поворачивается и смотрит, потомосторожно отпускает мою руку и говорит:

— Открой дверь рядом с собой.

Я очень, очень не хочу, чтобы он отпускал меня. Это желаниечуть ли не сильнее нежелания открывать дверь. В стеклянный глазок я вижу, чтоэто крошечная кухня, где стоят буфет и кофемашина. Я хватаюсь за край его плаща— Райан морщится, и, наверное, он тоже рад, что мы вместе, — и поворачиваюручку.

Кухонная дверь распахивается, и — это чертова кухня, простокухня! — тут вдруг шляпа Райана падает мне на голову. Райан натягивает еемне на глаза, видимо, для того, чтобы полностью ее испортить, и тут он говорит:

— Не смотри. Не вздумай.

В голове я слышу его шепот: «Пожалуйста».

Я ничего не вижу, хочу я сказать. С этой огромной тяжелойшляпой, закрывающей глаза. Но я ничего не говорю, потому что внезапно раздаютсяголоса.

Голоса тихие, еле слышные, далекие — шляпа отчасти закрываетмне уши, я замечаю это, когда пытаюсь потереть их, чтобы избавиться от звуков.Голоса одинокие и печальные, и я сказала, что они одинокие? Черный мир внутришляпы превращается в пурпур. Где-то здесь, рядом, мир боли, и все, что яхочу, — это протянуть руки и обнять…

— Ради бога, Элли, не сейчас. — Я слышу Райана.

Он шевелится прямо рядом со мной, я обнимаюсь не с испуганнымиголосами, а с Райаном, и, кажется, я его удерживаю.

Что, черт побери, я творю?

Я опускаю руки, и он благодарит довольно высокомерным тоном,и я слышу металлический свист его меча, пронзающего что-то вязкое. Голоса внезапнопрекращаются, и я чувствую, как что-то влажное и мешковатое падает мне натуфли. Я очень, очень растеряна, и мне так плохо, как никогда не было.

Я чувствую руку на шее — это Райан. Его большой палецскользит по моему горлу один раз, и потом внезапно он сдергивает шляпу у меня сголовы, и мои волосы, и без того спутанные из-за того, что меня ни свет ни заряразбудил некий охотник, теперь выглядят как одуванчик, который собираетсявот-вот выбросить семена. Я приглаживаю их, уставясь на него; надо будетповязать волосы банданой, если они не прекратят буянить. Он смотрит на меня,пытаясь придать своей шляпе, теперь напоминающей дамскую шляпку, прежний вид.

Позади него валяется здоровенный пурпурный монстр с массойщупалец, из него торчит меч. Одно щупальце лежит на моих туфлях. На самомкончике щупальца расположены волосинки, и я вдруг вспоминаю о воображаемомлюбимце-кролике, который у меня был в шесть лет.

— Гм, — произношу я. — Откуда это взялось?

Он смотрит назад, потом снова поворачивается ко мне. Осторожнонадевает стетсон и поправляет поля.

— Оно шло за тобой, — отвечает он.

Он отворачивается и вытаскивает меч из этой штуки. Из ранывыплескивается немного пурпурной жидкости, жирной, как жареное масло. Райанкривится и направляется в кухню, дверь в которую я открыла немногим ранее.Вытирает клинок бумажными полотенцами.

— Как? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами:

— Ты прикоснулась к Двери. Что-то с той сторонызахотело тебя — или ты захотела его. Оно пошло за тобой.

Райан прячет меч в роскошных полах плаща. Но я не настолькоумудрена опытом.

— Я ничего такого не хотела, — возражаю я.

Он выходит обратно в коридор, я следую за ним. Труп демонаначинает исчезать. Мы ждем, пока он испаряется полностью.

Райан говорит:

— Я не знаю, в чем дело, но что-то в тебе привлекло еговнимание, Элли. — Он печально смотрит ни меня. — Взгляни.

Он снова берет меня за руку и тащит к следующему поворотукоридора — там полно людей, глядящих на нас с болью, — потом мыоказываемся в вестибюле отеля, выходим через крутящуюся дверь, на улице в рядстоят такси, готовые отвезти вас куда угодно. Он пихает меня в одну машину ипросит таксиста отвезти нас в Бруклинскую публичную библиотеку.

Что-то во мне? Потрясающе.

Я прислоняюсь головой к окну и закрываю глаза.

Библиотека огромна, она расположена в центре Бруклина. Пряморядом с парком и ботаническим садом. Однако соседям не позавидуешь; я не хотелабы гулять здесь вечерами без сопровождения охотника.

Хорошо ехать на такси. Даже без монстров со щупальцами улицыкажутся нереальными. Я люблю этот город. Я провела большую часть жизни наЛонг-Айленде, который тоже весьма нереальный. Это даже не остров — этополуостров. Ложь, везде ложь! Я даже не знала, что это не остров, пока мне неисполнилось двадцать пять и я не посмотрела на карте. В школе нас этому неучили. Зачем учить географию, когда вместо нее мы можем узнать о… ну, о другихвещах, я считаю. Я даже не помню, чему меня учили в школе. Большую частьвремени я потратила на маникюр, укладку и шопинг.

По существу, я была самой обыкновенной, типичной жительницейНью-Йорка. У меня было чересчур много времени и чересчур много денег. Я жила вдоме, который явно был слишком велик для троих человек, — там было шестьгостевых спален, огромный подогреваемый бассейн на заднем дворе, где можно былокупаться зимой, и у нас даже были слуги. Это не совсем то, что людипредставляют себе, когда думают о Нью-Йорке, но любой нью-айлендец поспешитменя заверить, что Лонг-Айленд — это не часть Нью-Йорка. Нью-Йорк состоит изпяти районов, и все. Большинство жителей Лонг-Айленда даже не смогут их всевспомнить и все время забывают Бронкс.

Стэн и Аманда росли по соседству со мной. У них тоже былибольшие дома, бассейны и подстриженные деревья вдоль подъездных аллей. Намподарили похожие машины, когда нам исполнилось по шестнадцать лет, и мы ездилина них слишком быстро, пока наши родители потягивали мартини и болтали офондовой бирже и инструкторах по теннису.

Отличие между нами теперь заключается в том, что Стэн иАманда продолжают жить той жизнью. Я живу в Бруклине, в крошечной квартирке, вокружении студентов, изучающих литературу и философию, в нескольких минутахезды на метро до Манхэттена. Я никогда не ездила на метро, пока не переехала вБруклин.

Хотела бы я сказать, что вписалась в эту жизнь и у меня небыло никакого культурного шока, но я не вписалась совершенно. Я начала работатьв закусочной потому, что это больше всего было похоже на ту работу, которую яна самом деле могу выполнять; только благодаря любимой горничной матери Амандыя вообще получила этот шанс. Горничная матери Аманды, чье имя я даже не знаю,потому что в те времена я плохо запоминала имена, несмотря на то, что сиделабез гроша, получила неплохое вознаграждение за то, что рекомендовала меня наэто место.

Оглядываясь назад, я прихожу к убеждению, что Салли пожалелабедную богатую девочку, явившуюся к ней в первый день работы официанткой вбелом костюме от Прады и за рулем «мерседеса». Я с трудом запарковалась, и кконцу рабочего дня мои ноги так гудели, что я не могла вести машину. Салли неслишком смеялась над моими страданиями и разрешила мне поспать в ее сильнонатопленной комнате над закусочной, пока она смотрела телевизор и в итоге самауснула прямо в старом кресле, которое, к сожалению, она не оставила здесь,когда переехала.