Кеннет волновался, когда первый раз ступил на борт корабля; переживал, подписывая и вынося первый смертный приговор; трепетал, когда столкнулся лицом к лицу с О’Райли на корабле капитана Годфри. Знай Моргана о его чувствах, она бы не упустила возможности припомнить старое прозвище – щеночек.

Маленький белый пушистенький щеночек, звонко лающий, но при этом трясущийся и поджимающий хвост. Конечно, он уже несколько лет не щенок, но разве докажешь ирландке?

– Благодарю. Платье чудесно, – сдержанно отзывается капитан, ее голос приглушает маска.

– Оно ваше. Надеюсь, вы насладитесь им и этим вечером.

Бентлей берет О’Райли под руку и приглашает в зал, откуда доносится музыка. Губернатору Коулсону удалось привлечь к организации приема оркестр и хор из местного театра. Хотя если бы не несколько людей Кеннета, которых лорд пригласил с «Приговаривающего», музыка была бы гораздо дурнее. Он послушал с утра, как исполняется гимн Британии, и скривился от оскорбительной игры – настолько она была плоха. Кеннету нужно, чтобы все прошло идеально. На меньшее он не согласен.

В светлом зале царит восхитительная атмосфера, возвращающая лорда Бентлея под крыши благородных домов Англии. Он так давно покинул светское общество, что просто не может по нему не скучать. Конечно, всегда неловко быть практически непьющим в компании не пропускающих ни одного бокала мужчин, но подобная мелочь не могла омрачить ни единый прием. Обычно Бентлей предпочитает находиться у стены. Ему нравится больше наблюдать за происходящим, чем быть участником, хотя иногда он и давал себе волю, приглашая на кадриль взволнованную одинокую барышню.

– Это платье под цвет ваших парусов. Расшито золотом. И…

– Надеюсь, я его больше в жизни никогда не надену. Корсет давит мне на ребра так сильно, что я не могу нормально дышать. А каждый шаг – особый вид мучений. В чем смысл устраивать прием, лорд Кеннет? И к чему такая помпезность? – Моргана держится осторожно за его руку, она вежливо кивает нескольким дамам. Вряд ли кого-то из них она знает, лишь демонстрирует манеры.

Коулсон постарался наводнить дом людьми светскими, знающими, как правильно держать вилку и спину на людях. Губернатор держится за свое место, что только на руку Бентлею, который не может не заметить среди прочих нескольких особ, не обремененных моралью. Пускай, пусть будет многолюдно.

– Захотелось подарить вашему пиратскому величеству бал, достойный вас. Решил, что вам не помешает немного увеселений перед долгим отплытием.

Моргана склоняет голову набок. Бентлей не видит выражения ее лица, но маска, скорее всего, скрывает удивление, настороженность и недоверие. Стискивая локоть, Моргана парирует:

– Тогда… Я могу расценивать это как оскорбление? Бал в Нассау… Бентлей, вы меня разочаровываете.

Интонация сквозит игривостью, той самой, какой окрашивают шутки, когда не хотят серьезно оскорбить человека, но намереваются поддеть его. К тому же она обращается к нему по имени очень нежно. Бентлей усмехается, пожевывая губу:

– Не гневайтесь, мисс. Мне есть что вам рассказать и показать, но позвольте сделать это позже. А сейчас не будет ли вам угодно подарить мне первый танец?

Музыка обозначает начало менуэта.

– Разве я могу дать вам свой решительный отказ?

– Не думаю. И это меня радует.

Бентлей нескромно выводит Моргану в центр зала. Они нарушают традицию: прием открывает хозяин дома, но это бал Бентлея, а все гости скрывают лица за масками. Так что подобное упущение не станет критичным, а если приглашенные и начнут шептаться между собой, то Кеннету и не важно. Он никогда больше никого из них не встретит. И слухи не разойдутся дальше столь злачного места, как Нассау.

Появилась еще одна возможность проверить старую догадку. Бентлей галантно одаривает Моргану своим вниманием. Если О’Райли действительно выпорхнула из гнезда знатной семьи, она соблюдет все правила без малейшего огреха. В себе же Кеннет не сомневается от слова «совсем». Он был воспитан в благородной семье и пусть давно не танцевал, но мастерство не растерял.

Мужчине хочется продемонстрировать всем собравшимся красоту очаровавшего его капитана. О возможном позоре, если Моргана не так поставит ногу, он не задумывается. Бентлей снимает с головы треуголку, низко кланяется Моргане, в то время как она ловко и изящно приседает в реверансе. Даже пышное платье не стесняет ее движений. И тело говорит лучше, чем когда-либо произнесенные фразы.

Моргана двигается грациозно. Она будто плывет, а каждый ее шаг на носках идет из глубины души. Бентлей никогда не понимал этой нужды учиться плясать с малых лет, но не оспаривал, когда его били палкой по икрам и спине, чтобы он не сутулился и тянул носок. Тело само вспоминает отточенные годами танцевальные па, и под музыку это делается легче, чем если бы лорда попросили просто так повторить англез или гросфатер. Труднее всего Кеннету дается гавот[34], и на этот танец он решается никого не приглашать.

Наблюдать за О’Райли, сходиться с ней и замирать от прикосновений сплошное наслаждение. Конечно, лорд не лжет себе, что на балах в Англии он приглашал бы только ее, но на несколько танцев обязательно пытался бы похитить в числе первых. Ирландка танцует самозабвенно, с той редкой полной отдачей, когда все вокруг если не смотрят, то хотя бы краем глаза подмечают красоту движений.

– Благодарю за танец.

Ни Моргана, ни Бентлей не подают вида, что они запыхались, но по сбитому дыханию, замиранию груди и легкому движению веера все и так ясно. Они опускаются на стулья, расставленные вдоль стен. И Кеннет начинает непринужденный разговор:

– Надеюсь, вы не потеряли хватку, мисс О’Райли. И все еще носите с собой пару ножей.

Капитан складывает веер и осторожно кладет руки поверх него. Плечи Морганы подрагивают – жест, которым обозначается крайнее нетерпение и заинтересованность ирландки, в мужском камзоле это видно не так явно. Кеннет еще не научился читать ее, как раскрытую книгу, но вполне может распознавать некоторые намеки в фигуре, голосе и поведении, чтобы в неловкий момент увести разговор в иное русло. Плечи вообще самая «разговорчивая» часть тела О’Райли, она ведет ими, когда раздражена, пожимает в моменты озадаченности и непонимания, и они особенно напряжены, если капитан думает над чем-то серьезным, действительно тревожащим.

Хищную улыбку охотника на лице Бентлея скрывает золотая маска. Бал – всего лишь прикрытие для театра его военных действий. Ему остается только наблюдать, как медленно спектакль разворачивается перед глазами. Губернатор Коулсон сыграл свою роль, Кеннет – обозначил начало, а Моргане лишь нужно увенчать кульминацию и завершить все финальной арией.

В голове Бентлея все именно так и складывалось, на практике – идет не худшим образом.

– Вы меня интригуете. Ножи? – Моргана понижает голос, стискивая веер. – Хотите, чтобы я кого-то убила, да еще и в платье?

– Убить? Это уже вам решать. К тому же я