— Простите меня, Уолтер. Старею, наверное… Мои слова о вашей некомпетентности были… Как б это сказать… Слегка поспешными. Каюсь. Давайте теперь подумаем, что и как делать дальше. Такие потери для моей епархии недопустимы. Тем более — в чужой стране. Мы всё-таки федеральное ведомство, и за границей работаем только в самых исключительных случаях.

— Поверьте мне, — приложил ладони к груди Директор центральной разведки, — это как раз тот самый случай. Дело в том, что в треклятой Аргентине несколько лет назад окопались нацисты…

Брови Гувера поползли вверх, лоб прорезали глубокие морщины.

— Продолжайте, — хрипло выдавил он.

Подмосковье. Дальняя дача Сталина. Кабинет. 15 января 1951 года.

Сталин опустил тяжелые волосатые кулаки на сукно стола, грузно опёрся на них. Трубка в правом, казалось, вот-вот треснет, настолько побледнели костяшки сжимающих её пальцев. Однако в остальном это был всё тот же Сталин — мудрый Вождь народов и несомненный лидер Компартии Советского Союза, спокойный, рассудительный, не знающий сомнений.

Но те двое, что сидели перед ним по обе стороны стола для переговоров, прекрасно осознавали, что сейчас скрывается за внешним спокойствием и душевным равновесием.

— Говорите, иначе зачем пришли.

Сталин резко оттолкнулся от стола и развернулся от визитёров к окну. За стрельчатыми высокими стёклами разворачивалась декабрьская ночь с танцем снежинок, лёгкой позёмкой и низкими облаками, скрывающими звёздное небо.

— Который там час у этих? — поинтересовался он не оборачиваясь.

— Два пополудни, — задумчиво ответил Берия. Он уставился в лежащие перед ним разведсводки и делал вид, что внимательно их перечитывает. На самом деле он всегда заранее готовился к визитам сюда, ибо Сталин вызывал на эту дачу своих подручных, когда интересы дела этого действительно требовали. Вождь не любил пустопорожней болтовни.

И Лаврентий внимательно изучал все материалы, заготовленные для предстоящего разговора загодя, делал необходимые пометки, запрашивал справки и пояснения по особо важным вопросам в соответствующих министерствах и ведомствах, и на совещании был готов дать ответ практически по любому вопросу.

— Как думаешь, они сейчас тоже обсуждают эту проблему? — чуть приподнял бровь Иосиф Виссарионович. Лаврентий усмехнулся:

— Не сомневаюсь, Коба.

— Получается, что германцы прищемили хвост этим американским выскочкам? — не отставал Сталин.

— Получается, так.

Сидевший напротив Берии Судоплатов сказал тихо:

— Там полегли девять агентов Гувера. Их пошинковали в капусту парни из «Бранденбурга-800».

Сталин обернулся:

— Откуда, Паша, в твоём голосе жалость? Или нам показалось?

— Не показалось, Иосиф Виссарионович.

— А чего так? Жалость к поверженному врагу?

— Да какие нам американцы враги? — чуть повысил голос Судоплатов. — Одно дело ведь делаем.

— Точно так, — усмехнулся Сталин, — одно. Даже союзниками были когда-то. На Эльбе — помнишь? — братались… Да… А теперь они полезли в Корею, в Аргентину, полезут и к нам, вот помяни моё слово. После речи Черчилля нет у нас с ними дружбы.

Берия решил смягчить ситуацию:

— В вопросах борьбы с нацизмом мы всегда были и останемся союзниками, Коба.

— Союзниками, говоришь, в борьбе с фашизмом? — Сталин шагнул к столу и снова опёрся на него кулаками. — А разве не их Ален Даллес искал сепаратного мира с Гитлером, а? Или не германский генерал Вольф ездил для этого в Швейцарию? И до сих пор неизвестно, куда они запрятали Вернера фон Брауна. Знаем только, что он продолжает заниматься баллистическими ракетами. И где здесь союзничество, скажите мне на милость? Ну, да ладно, пока всё идёт по плану. Что скажет разведка по поводу этого комплекса бункеров на севере Аргентины?

Судоплатов поднялся, одёрнул китель:

— Товарищ Сталин, мы со специалистами проанализировали информацию, полученную от агента «Кот», и пришли к выводу, что этот объект не более чем имитация, отвлекающий манёвр.

— Ничего себе, «манёвр»… Если я правильно понял, то там маленький бункер наподобие тех, что мы находили под Винницей или в Кёнигсберге. Со всем необходимым для длительного проживания и ведения активной обороны.

— Совершенно верно, товарищ Сталин, он и предназначался изначально для этого. Но потом вдруг оказалось, что в этой стране вполне можно прожить совершенно легально, не боясь выдачи международному трибуналу. И необходимость в этих строениях отпала. «Кот» внимательно осмотрел там всё, кроме нескольких чашек германского фарфора и немецкой же посуды — ничего. Ни запасов продуктов, ни средств связи. Создаётся впечатление, что немцы пустили американскую группу по ложному следу, а затем заманили в ловушку и уничтожили. «Кот» считает, что основные силы немцев отправились на юг, в район озёр, Сан-Карлос-де-Барилоче, «аргентинская Швейцария». Тучные земли, минимум постороннего населения, отличный климат и живописные виды.

— Кроме того, если уж где и устраивать ядерную лабораторию, то места лучше и не придумаешь. Есть вода для завода дейтерия и охлаждения обогатительного реактора, вокруг горы, в случае аварии или катастрофы всё останется там же, не будет заражения окружающей местности. Плюс моноэтническое по большей части население, — делая какие-то пометки в блокноте, проговорил Берия. — Они там, Коба, совсем обнаглели, чувствую себя как дома.

Сталин поднял вверх указательный палец:

— Вот, Лаврентий! Как дома. Значит, совсем осторожность потеряли. Их нужно брать. На их руках уже и в Аргентине крови полно осталось. А будет только больше. Передайте «Коту» через Испанца, что может выдвигаться на юг, пора заканчивать эту бодягу.

— Слушаюсь, — коротко бросил Берия.

— А ты, — Сталин ткнул пальцем в Судоплатова, — думай, как выводить пацанов оттуда будем… Мы не имеем права терять таких людей, тем более — совсем молодых. Итак война миллионы жизней пожрала.

И он отвернулся к окну, давая понять, что аудиенция завершена.

На улице, ожидая, когда подъедет машина, Судоплатов тихо спросил:

— Ты, Лаврентий Павлович, не докладывал Первому, что Фома уже на юге Аргентины?

Берия равнодушно пожал плечами.

— А зачем ему лишние волнения? Заешь, как говорится в Евангелие? «Умножая знания — умножаешь скорби». У Вождя своих скорбей хватает, а тут ещё мы… Давай-ка лучше с утречка подъезжай ко мне, будем радиограмму Котову составлять. Чувствую, распоясается он там без твоего чуткого руководства.

Машина чёрным призраком вынырнула из снежного вихря, остановилась рядом, дохнув бензиновым перегаром. Берия протянул Судоплатову ладонь для пожатия:

— Утром, в девять. И не напрягайся на ночь, завтра вдвоём всё обмозгуем. Ну, будь…

Он разлаписто полез в машину, адъютант прикрыл дверцу и уселся на переднее сиденье. Машина гулко вздохнула и покатилась по дорожке. Следом выкатилась из гаража ещё одна, но Судоплатов её словно и не замечал, он думал о тех, кто сейчас едет на Юг через жаркие пампасы Аргентины. Потом согнал наваждение, тряхнув головой, кивнул адьютанту и занял своё место в салоне. Машина тронулась.

Судоплатов подумал, что до дома ему ехать