князя за Владимира,

Шьчобы стоять нам за веру християньскую,

150 Шьчо за матушку Россию за православную,

Шьчо за земьлю-ту нам шьчобы Святоруськую».

47. АЛЕША, ПЕРЕОДЕВШИСЬ КАЛИКОЮ, УБИВАЕТ ТУГАРИНА

Ай во славном-то было-то в прекрасном Острови,

Во прекрасном-то было, славном городи,

Там два ясного два сокола выле́тыват,

Выежают два дородьня добра молодця,

5 Вы два руського могучого бога́тыря:

Во перьвы́х-то всё Олёшенька Левонтьёвич,[177]

Да Левонтьёвич Олёшенька Поповиць млад,

Во вторых-то ведь кресто́вой ево бра́тёлко

Ишше тот ли Еким да всё Ивановиць.

10 Они едут, едут братьича крестовыя,

Они бок ведь о́ бок ведь едут, плецё о́ плечо,

Нога о́ ногу гуляют, стремя о́ стремя;

Да поехали они-то в три дорожки прямоежжии,

В ту дорожочку поехали, к чисту́ полю.

15 Они ехали по по́лю, полю чистому,

Нечево совсем во по́ли не наехали,

Шьчо не гуся-та они, не белой лебеди,

Не какого они зьверя-та рысу́шого,

Да рысушого зьверя, всё бегушого, —

20 Только наехали два братёлка крестовыи

Во чисто́м они поли́ всё сер горюць камень.

Говорил-то Олёшенька Поповиць млад,

Шьчо Поповиць млад Олёшенька Левонтьёвич,

Говорил своёму брателку крестовому,

25 Шьто крестовому он братёлку, назва́ному,

Ай тому ли он Екиму всё Ивановичу:

«Уж ты гой еси, крестовой ты мой братёлко!

Ты смотри-ко, смотри грамоту, прочитывай».

Он смотрял-то скоро грамотку, прочитывал;

30 Как написана была-то грамотка словами золотыма всё.

Говорил-то он крестовому всё братёлку,

Бога́тырю Алёшеньки Поповичу:

«Процитал я, россмотрял всё эту грамоту;

Всё росьписаны дорожоцьки да прямоежжия:

35 Как перьва́ лежит дорожка прямоежжая,

Шьто во тот она лежит, лежит во Муром-град,

Как втора лежит дорожка прямоежжая,

Шьчо во тот лёжит она Ц́ернигов-град,

Шьто третья́ лежит дорожка прямоежжая

40 Она прямо во славён, красён Киев-град,

Ко тому ли всё ко князю ко Владимиру».

Говорил-то тут Еким да всё Ивановиць:

«Ты подумай-ко, крестовой ты мой брателко,

Нам куда-то теперь ехать, куда путь держать?»

45 Говорит ему Алёшенька Левонтьёвич:

«Мы поедем, братёлко, топерече в чисто́ полё,

Ись циста́ поля поедем в красен Киев-град».

Недалече во чисто́ полё подъехали,

Соходили добры молодци да со добры́х коней,

50 Шьчо спускали своих-то коней до́брых тут

Шьчо спусьтили они ко́ничков да в зелена́ луга,

Зелены́ они в луга, хоть ко Офра́к-реки;

Ишше сами они ставили белы́ шатры поло́тьняны,

Повалились во белы́ шатры да всяк во свой шатёр.

55 Тут не сьпитьце-то Алешеньки Поповичу,

Он не сьпит, всё не сьпит, сам больше так лежит;

Пробужаице поу́тру он ране́шинько,

Он свежо́й водой ключо́вой умываитьце,

Тонким белым полотеньчом утираитьце,

60 Он ведь молитце на всток сам Богу-Господу,

Сам пошол же в ту он сторону, всё ко Офрак-реки.

Тут идёт к ему калика перехожая,

Перехожа-то калика, переброжая;

Говорит ёму калика перехожая:

65 «Уж ты здрастуй-ко, дородьнёй доброй молодець,

Ише руськой сильнёй ты могуц́ей же бога́тырь ты!»

Говорит-то тут Алёшенька Попович млад:

«Уж ты здрастуй-ко, калика перехожая,

Перехожа ты калика, переброжая!»

70 Удивляитьце Алешенька тому диву:

На калики-то ведь на ногах полапотьки

Как рошшиты, всё сьплетёны ись семи шолков,

На калики-то всё шуба соболинная,

Соболинная шуба, долгополая,

75 На головушки шляпа сарачиньская,

Сарачиньская шляпа, земьли Гречеськой,

Как ведь ма́ленько личё ево да с цистым се́ребром,

Подбородок з барадой-то у ево, увито красным золотом,

Шэпалы́га подорожная у его в руках ише в тридцеть пуд,

80 Как облита у ево да сьвинцём греческим.

Говорил-то он таковы реци:

«Шьчо не ты ли, доброй молодець,

Шьчо не ты ли ведь Алёшенька Поповиць млад?

Я ведь шол-то как севодьне по чисту́ полю,

85 Я ведь видел-то севодьне чудо чудноё,

Чудо чудноё севодьне, диво дивноё:

Ишше езьдит по чисту́ полю змеи́шшо всё Туга́ришшо;[178]

Ишэ конь-от под им да будто зьверь страшной;

Он ведь змеишшо-то Тугаришшо —

90 Три саже́ни-то больших печатныих,

Как переносьё ево будто палка дровокольняя;

Как ведь у ево на себе-то платья было цьве́тного,

Ише платьиця на ём да на сто тысецей,

На добро́м кони убор — дак ц́е́ны не́ было;

95 У коня-та ведь из ноздрей дак искры сыплютьце,

Ише из роту ведь у коня дак пламя па́шот тут».

Говорил-то тут Алёшенька Поповиць млад,

Шьчо Поповиць млад, Алёшенька Лявонтьёвич:

«Уж ты дай-ко, дай мне-ка, калика перехожая,

100 Перехожа ты калика, переброжая,

Мьне-ка дай-ко ты кали́цьё платьё цьветноё,

Надевай-ко ты моё-то всё ведь платьицё».

Они скоро тут с каликой-то переменилисе.

Говорит ише калика-та Олёшеньки Поповицю:

105 «Ведь крыцит ише́ зьмеишшо-то да во всю голову:

„Етот где же есь Олёшенька Поповиць млад?

Я его буду не бить ево, не у́чити,

Розорву ево возьму я скоро на́двоё“».

Наредилсэ он в каличьё платьё в чёрноё,

110 Взял он в руки шепалыгу подорожную.

Он приходит ко зьмеишшу-ту близёхонько,

Он крыцит ёму зьмеишшо во всю голову —

Мать сыра-та ведь земьля да всё колы́битьце:

«Не видал ли ты, калика перехожая,

115 Тут не езьдит ли Алёшенька Поповиць млад?»

Говорит-то тут калика перехожая:

«Не видал ведь я Алёшеньки Поповиця,

Ты крыци мне-ка, зьмей, пушше, шьтобы слышал я;

Нечево-то я теперь да всё не слышу ведь,

120 Я не слышу-ту, не вижу я рецей твоих».

Тут поверил-то зьмеишо калики, шьто таки реци;

Он походит-то к калики он близёхонько.

Он ведь хлопнул шелапы́гой подорожного

Он по той ли по его-то всё по го́ловы;

125 Тут свалилсэ зьмей Туга́рин со добра́ коня.

Он садилсэ-то ему всё на чорны́ груди.

Тут Тугарин ведь ему, зьмеишшо, взмолитсэ:

«Уж ты гой еси, калика перехожая,

Перехожа ты калика,