перерезается молнией, раскаты грома звучат под аккомпанемент невидимых, но ощутимых волн, под связанными ногами содрогается дощатая палуба, а к голове приставлено дуло револьвера, необходима исключительная сила духа и непоколебимая воля, чтобы не впасть в отчаяние, сохранить рассудительность и веру в спасение.

У молодых советских рыбаков были холодные головы и горячие сердца. Если бы захватчики присмотрелись при свете молнии к выражению глаз своих пленных, они увидели бы не испуг, а спокойствие, даже радость. Пленникам казалось, что стихия пришла им на помощь в их стремлении задержать шхуну и помешать пиратам осуществить их планы.

Шквал шёл узкой полосой, неся с собой тучи и ливень. Ветер всё ещё дул, но дождь прекратился, молния сверкала уже за левым бортом, а гром слышался слабее. «Колумб» выходил из шквала. Рыжий пират подошел к компасу. Суровая расправа была неизбежной. Сверив курс, компас и направление ветра, любой моряк понял бы, куда рулевой направляет судно. Но в это время ветер стал заходить с западных румбов, треугольник паруса полностью брал ветер, и юнга стал быстро переводить судно. Перемена ветра объясняла манёвр, и это не дало пирату возможности определить, куда перед этим направлялась шхуна. Ветер менялся, утихал. Для быстрого хода одного кливера было уже недостаточно, а поднять фок пираты не могли — молния уничтожила половину мачты. К Лёвке снова подошел Анч, и теперь моторист должен был запустить мотор. Придерживаясь указаний компаса, шхуна пошла прежним курсом, но определить, куда именно она направляется, можно было только по звёздам. После полуночи они снова появились, и командир-пират принялся старательно вычислять местонахождение «Колумба». Возился он очень долго. Результаты вычислений все время казались ему ошибочными. Выходило, что, несмотря на все усилия идти с полной скоростью на юг, шквал отнес шхуну назад, почти к Лебединому. Рыжий не мог поверить в это и вновь повторял свой расчёт, проверяя все данные с максимальной точностью.

Он ещё не закончил свою работу, когда Анч тронул его за плечо и указал на море. Пират обернулся и увидел мигающий свет. Во тьме то вспыхивал, то угасал огонек маяка: две длинные и три короткие вспышки с равными интервалами.

— Это маяк на Лебедином острове, — сказал Анч.

Он мог этого и не говорить: командир видел этот маяк в предыдущие ночи и сразу узнал его. Кроме них родной маяк узнали и пленные. Марк от волнения едва держал руль. Там, на маяке, в это время находились самые близкие ему люди. Если бы отец знал, сколько горя и радости принес он в эти минуты своему сыну! Горя — потому что, если бы маяк не светил, «Колумб» наверняка налетел бы на гряду подводных камней, располагавшуюся поблизости, и тогда пираты нашли бы там своё последнее пристанище, радости — потому что юнга снова видел свет дорогого ему маяка.

7. ОДНА

Маяк то зажигался, то гас, будто дразнил своим белым светом. Так, во всяком случае, казалось Ясе, с жадностью следившей за его огоньком. Большие волны поднимали тело на гребень, и когда этот момент совпадал со вспышкой маяка, она чувствовала прилив сил и бодрости. Иногда маяк вспыхивал в такие моменты, когда девочка находилась между волнами, или вода заливала её голову, и тогда маяк на несколько минут пропадал из виду. Она всё слабее работала руками, тело охватывала вялость.

Где-то за островом, над материком, небосклон пересекали молнии, но звуки грома сюда уже не долетали. Над Ясей мигали яркие, точно вымытые грозой, звёзды, за горизонтом исчезал узенький серп молодого месяца. Но ни звёзды, ни месяц не могли привлечь внимание плывущей. Её мысли сосредоточились только на свете маяка.

После грозы воздух и вода стали холоднее. Девочка чувствовала, как стынет тело и силы покидают ее; руки болели от усталости, пальцы на ногах свело. Удары волн всё чаще попадали в лицо, и, не в силах поднять голову, Яся нахлебалась горько-солёной воды. После каждого такого глотка тело тяжелело, и всё сильнее охватывало желание не поднимать рук, закрыть глаза. Будь что будет, только бы отдохнуть!..

Но вот снова призывно вспыхивает маяк, и снова руки находят силы грести по воде, возвращается надежда, возобновляется упорное желание доплыть до берега.

Долго девочка борется с волнами, а маяк светит всё так же ровно, но не приближается, и кажется, что невозможно доплыть до манящего огонька.

Исчезают надежда и силы. Яся ещё механически рассекает воду руками, но глаза её уже закрыты, и она не видит ни света маяка, ни неба над собой. Волны поднимают тело, бросают вниз, снова поднимают. Она уже почти потеряла сознание, только руки, как заведённые, все так же упорно загребают воду.

Как в тумане, встают неясные воспоминания. Обрывками мелькают события, одно за другим проплывают знакомые лица. Но вот их сменяют какие-то страшные, фантастические чудовища, в ушах звучит дикий визг, кажется — светит огонь, пылает пожар, обжигает грудь, и вновь все пропадает…

Пока девочка борется за свою жизнь, перенесёмся на берег острова — туда, где возвышается маяк. Груды подводных камней на мели преграждают здесь путь судам на протяжении нескольких километров. Ближе к острову отдельные камни уже выступают из воды. Этот барьер заканчивается россыпью невысоких, разрушенных ветром и водой известковых скал, над которыми высится маяк. Между скалами лежат небольшие песчаные мели, выползающие далеко на берег, обозначая своим верхним краем границу прибоя.

Море, разбуженное южным шквалом, сменяющимся западным ветром, создавало над подводными скалами множество бурунов, накатывало огромные волны прибоя и с гулом разбивало их об остроконечные скалы. Затем валы с шипением растекались по песку, белыми языками касаясь линии прибоя. Только ловкий и хорошо знающий побережье человек мог бы в такое время с огромным трудом подвести к берегу лодку. Да и то лишь в одном месте — справа от маяка, примерно в ста шагах от маленького домика, в котором жил смотритель со своей семьёй. Там подводные скалы немного расступались, создавая воронкообразное углубление. Туда набегала сильная волна, но водоворот, образованный ею, все же можно было преодолеть. И Марк не раз, несмотря на шум и кипение воды, причаливал в этом месте на «Альбатросе».

Уже прошло три дня с тех пор, как пропал Марк, и три ночи обитатели маяка не спали. В аппаратной стоял, облокотившись о подоконник, смотритель маяка Дмитрий Завирюха. Он стоял так с самого вечера — с тех пор как зажёг огонь на маяке, и всё время смотрел на темное море, ничего не видя. Впрочем, он и при свете