– Но что я должен делать сейчас? Дело в суде. У меня есть, конечно, друзья в областном бюро… Если назначат комиссионную экспертизу! – подводил я их к страшному признанию. Только Сунин вдруг напрягся, подозревая меня, что я вряд ли начну помогать им в грязном деле. – Ну а вы-то что хотите?

Анна Викторовна решила прямо, без обиняков, начать рассказывать мне всю правду. Она почему-то посчитала, что я свой в доску, как будто для них человек давно проверенный и надежный. И мы, вместе с Суниным, должны быть уже повязаны общими делами, когда сажали и не таких, как Маскаев. Но Сунин знал, что я далеко не свой, и никогда им не становился, и не шел на поводу следственного комитета. Тут я заметил, как он усиленно и тайно моргает и подает знаки Нюрке, чтобы та не сильно распалялась и откровенничала со мною. Нюрка притормозила, как будто натянула вожжи, пристегнутые к своим женским чувствам, и говорить продолжила уже сдержаннее:

– Нам надо, как все было, и как все шло!

– То есть, Маскаев насильник и вводил свой половой член во влагалище дочери? А она девственница! – переспрашивал я, заостряя и фокусируя свой вопрос на том, что они и так хорошо знали, я думаю, даже лучше меня, и врали.

– Пусть будет так, как написал Огуля! Это «пусть» и подтвердят на комиссионной экспертизе! – Нюра стала говорить фигурально, словно витиеватыми речами готовилась к тайнописи. При всем она скособочилась и косыми глазами уперлась в пол, будто я должен был разглядеть признаки ее стыда. Но я не мог купиться на лживую позу, и увидеть в ней совестливого человека. Сунин стал тащить Нюрку к выходу, а она все еще продолжала вроде как просить и хлопотать: – Сергей Петрович! Я думаю, нам еще долго работать вместе, и мы должны понимать друг друга!

– Да, Десятый, дружи с нами! – хохотнул Сунин, как хитрый долговязый бесенок.

После всего не прошло еще и суток, как я оказался в кабинете прокурора. Он нашел убедительный предлог, чтобы я теперь сидел у него. Я понимал, что они все стали сильно бояться последствий, если дело по Маскаеву развалится и скандал, разразившейся в суде, и продолжение его, может сказаться для них для всех тяжелым и печальным исходом.

Каждый из них еще не знал, кто и за кого играет. Но пожар предстояло все равно тушить. Нужно было спихнуть вину на другое лицо. На кого угодно, но главное, отвести от себя. Прокурор решил, что виноватым субъектом следует обозначить следователя. Взваливать всю картину позорного шабаша в суде именно на комитетчиков. Ярош немедленно доложил о неприглядной картине первого дня судебного заседания Раковой. А Наталья Евгеньевна приказала вывернуть наизнанку отделение следственного комитета, но дело не разваливать. А продолжать тащить изо всех сил. Насколько окажется возможным. А когда будет уже невозможно, она сама, мол, ему перезвонит и скажет, что делать дальше. Потом добавила:

– Ты же читал и подписывал! Я тебя на другого прокурора поменяю! Найди эксперта! Говори осторожно. Подумай, как обезопаситься от него. Я со своей стороны сделаю все необходимое. Не выпускай дело из-под контроля. Докладывай мне ежедневно. Не просри свою должность! – И она отключилась, не прощаясь.

Ярош уже в выключенный телефон кричал:

– Слушаюсь, Наталья Евгеньевна! Слушаюсь! – и только потом обнаружил, что абонент уже отключился и сказал для себя: – «Всех найду! Все переверну! Всех проучу!» – И тут оглянулся, озираясь по сторонам, и вспомнил слова грозной руководительницы – «говори осторожно». Поэтому начал шарить по кабинету, везде заглядывать, думая про себя: – «Ведь еще и «прослушку» могут поставить. Ни на кого нельзя положиться!»

Когда я вошел к нему в кабинет, то своего «жучка» бросил за майку, за пазуху. Он проскочил и провалился до самого поясного ремня у брюк. Ярош двинулся мне навстречу. Приобнял, начал ощупывать: провел рукой по спине и три или четыре раза похлопал по груди, а затем и по животу:

– Вот, вот, Петрович! Не толстеешь, как я! Проходи, есть о чем поговорить!

12

– Ты ведь, что думаешь, – продолжал седобский нытик, – я им теперь все с рук спущу? Они плохо меня знают. Представляешь, как он меня подставил?

Я догадывался, что прокурор говорил о Сунине, но он не произносил его фамилию вслух, такая у него была конспирация. Простая и примитивная. А что еще я мог ожидать от баловня судьбы, сына умного и честного судьи, на детях которых, как я уже упоминал его собственные слова, – «природа отдыхает». Потом он нагнулся ко мне и прошептал:

– Я тебе честно скажу, я ведь дело не читал!

У меня внутри что-то екнуло и оборвалось, не забыл ли я включить «жучка», и слышит ли мой друг, «электронный свидетель», от районного прокурора такое признание, которое тянет на уголовную статью со всеми вытекающими последствиями, как он подписывал липовое дело. А теперь словно, кается и боится самого себя, и ищет у меня поддержки и понимания, а главное, наверное, ждет, что я ему подскажу или обмолвлюсь, как ему спасти свою овечью шкуру, а с нею и должность с хорошим окладом и гарантированной большой пенсией. Не то, что у нас, у судебных врачей. И вообще, у врачей, от кого пользы государству, может, больше, чем от таких прокуроров. Чтобы разговаривать со мною дальше, он снова выпрямился, одернул на пузе прокурорский китель, и изобразил из себя подлинного блюстителя закона.

– Вот здесь, где ты сейчас сидишь, и он напротив сидел… Я спрашиваю его, не будет ли по делу у меня проблем? Нет ли там, Игорь Николаевич… – и тут мне показалось, что Ярош вздрогнул, что обнажил имя «Сунина», – подводных камней или каких-нибудь нюансов, что я могу еще не знать?.. А он мне: – «Нет, что вы, Андриан Анатольевич, все нормально, все чисто, явка с повинной!» – И понимаешь, Петрович! Я-то верю! Как им врать мне? А работать, как дальше собираются? Я с такими прощелыгами прощаюсь! Зачем мне следователь врун? Почему ты, Петрович, не пришел ко мне раньше и не рассказал все сразу? Я бы им ничего не подписал! – он стал говорить в открытую, и я гадал: то ли он забыл о мерах предосторожности, то ли уже решил, ему бояться нечего и вся ответственность, в любом случае, ляжет на Сунина. Но я и тогда и до сих пор не верил в искренность слов блефовавшего передо мной районного прокурора, которого