– Все равно этого сражения было не избежать, – говорит Дойл. – Я счастлив, что оно грянет здесь и сейчас, на моих землях.

Силы литературы воображаемого заметно малочисленнее, чем «официальная» литературная рать, зато ее воины настроены очень по-боевому.

Гутуатер встает, подходит к одному из мегалитов и бьет по нему, как будто это барабан. Остальные друиды поступают так же. После женского пения и звуков арф удары ладонями по мегалитам обозначают резкую перемену обстановки.

– Как можно воевать в нематериальном измерении? – недоумевает Габриель.

– Силами наших персонажей, как же еще! – бесхитростно отвечает Конан Дойл, уже подманивающий собаку Баскервилей. Подходит и его Шерлок Холмс, вооруженный револьвером.

Авторы доминирующего течения тоже выставляют своих персонажей: романтических юнцов, угрюмых философов, писателей-моралистов, женщин-истеричек, поэтов-меланхоликов, военных в мундирах, прячущихся в шкафах любовников, любовниц в поясах с подвязками, депрессивных бродяг.

Строится и линия обороны: Жюль Верн предъявляет своего гигантского кальмара, Лавкрафт – Ктулху, Азимов – робота, Фрэнк Герберт – гигантского червя, Мэри Шелли – Франкенштейна, Брэм Стокер – Дракулу, Толкин – дюжину хоббитов, Пьер Буль – обезьян с огнестрельным оружием на конях.

– Надеюсь, вы не надеетесь устрашить нас вашими чудищами для детей, лишенными всякой психологической глубины! – хихикает Ротт-Врийе из-за спины своего Пугала.

Армия из персонажей академических романов переходит в наступление.

– Люблю насилие, – признается Ротт-Врийе, – оно позволит наконец обезвредить нескольких жалких мелкотравчатых писак. Единственное, чего будет недоставать в этой битве, – это запаха крови наших поверженных врагов.

– Большинство воинов вашей армии хотя бы понюхают порох, – смеется Дойл.

Друиды, непонимающе глядя на развертывающиеся над ними события, ускоряют ритм хлопанья ладонями по монолитам, распевая что-то все более мрачное и гортанное.

Небо затягивают облака, в них изгибаются молнии. Луна спряталась, дождь залил костер, угли гаснут.

– В атаку! – кричит Ротт-Врийе. – Да здравствует стиль!

– В атаку! – вторит ему Конан Дойл. – Да здравствует воображение!

Небо озаряется вспышкой. Армии литературных персонажей с грохотом сталкиваются.

81

«Спасибо, что живу еще один день».

Вернувшись в свое тело, Люси с облегчением чувствует, что мигрень утихла. Остается слабая боль в животе, но она себя знает и не сомневается, что худшее позади. Не теряя ни секунды, она включает компьютер и переводит деньги на счет Майкла Пламера.

Потом смотрит в окно. Небо затянуто облаками, накрапывает дождик. Комнату озаряет молния, кошки дружно вздрагивают.

Она изучает расписание поездов до Лондона, намереваясь добраться оттуда до Стоунхенджа на такси и постараться ничего не пропустить. Но на дорогу в любом случае уйдет не менее трех часов, а значит, к ее прибытию все уже завершится.

Она вспоминает, что обещала Габриелю связаться с матерью погибшего в аварии швейцарца, назвавшего им новое имя Сами, и тут же набирает ее номер. Когда женщина берет трубку, Люси скороговоркой объясняет невероятные обстоятельства этого звонка и называет три ключа, которые доказывают, что послание исходит от ее сына. Потом она перечисляет его пожелания: чтобы она простила его убийцу, распустила комитет его поддержки и впредь заботилась только о своем счастье. Женщину на другом конце линии переполняют чувства, Люси рада, что не говорит с ней лично. Разговор длится несколько минут, и Люси завершает его с чувством исполненного долга.

Кто-то звонит в ее дверь. Медиум вздрагивает, боясь, что это люди Сами или даже он сам отследил ее благодаря оставшемуся незаметным «жучку». Но, выглянув в окно, Люси убеждается, что к ней пожаловал Тома Уэллс. Она с облегчением впускает гостя.

– Я принес вам портативную версию некрофона.

Он стоит на пороге, под дождем, с большим чемоданом. Люси приглашает его войти.

– Вы все еще на связи с моим братом… там, на том свете? – спрашивает он.

– В некотором роде… А почему вы спрашиваете?

– Вы нужны мне для параллельного контроля. Ваша сторона метафизическая, моя – физическая. Это примерно то, о чем мы с вами договорились в прошлый раз, не так ли? Позвольте?

Не дожидаясь ее ответа, он раскрывает на столике черную параболическую антенну с направленным на его ноутбук желтым центральным стержнем. Любопытные кошки подкрадываются ближе. Не зная, о чем с ним договаривался Габриель, находясь в ее теле, Люси предпочитает держаться от него на расстоянии и показывает, где ему стоять. Он запускает программы и проводит настройку, требующую полной сосредоточенности. Она молча наблюдает за ним, он продолжает свои манипуляции.

– Алло? Меня кто-нибудь слышит?

Из прибора доносится треск, регулировка продолжается, Люси не осмеливается ее прерывать.

– Алло? Слышит меня хоть одна блуждающая душа? Алло, алло!

Ничего не происходит, и кошки отправляются на боковую.

– Я здесь, – произносит голос в звуковой колонке прибора.

– Габриель? Если это ты, то скажи пароль.

– Нет, это Эдисон. После поломки я всюду за вами следую, чтобы продолжить разговор, – доносится из колонки. – Не пойму, зачем вы пришли сюда, можно было бы продолжать разговор у вас в лаборатории. Что касается вашего брата, то, думаю, сейчас он занят другим. Мадемуазель Филипини в курсе дела.

Тома чуть на пляшет на месте от возбуждения.

– Здравствуйте, месье Эдисон! – Он оборачивается к Люси. – Где же мой брат?

– Сейчас? Насколько мне известно – а мне известно совсем мало, – он на юге Англии.

– Что он там забыл?

– Участвует в небольшом местном празднике.

Эдисон проявляет нетерпение.

– Плевать на вашего брата! Здесь я, важно только это. Обратите внимание, я – первый мертвый, связавшийся – научно выражаясь – с живым. Для меня важно, чтобы первым живым, общающимся с мертвым, был не первый встречный. У нас есть свидетель – мадемуазель Филипини. Вы можете записать происходящее при помощи вашего смартфона, мадемуазель Филипини?

Люси не разделяет их энтузиазма. Она пятится назад, падает в кресло, закрывает глаза.

– Мадемуазель Филипини! Вы уснули?

Она долго не шевелится, движутся только глазные яблоки под тонкой кожей век.

– Мадемуазель Филипини?!

Можно подумать, она спит и видит сон. Тома возвращается к своему прибору и опять принимается за настройку.