Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я люблю тебя.
– У тебя шок…
– Я люблю тебя… Ты слышала, что я сказал? Повтори.
– Ты сказал, что любишь меня.
– Все правильно.
Кажется, она плачет. И как было бы здорово, если бы онаплакала из-за него! Это сделало бы и без того абсолютно счастливого Сардика ещеболее счастливым.
– С тобой все в порядке? Ты не ранена? Цела?..
– Я цела. Не переживай.
– Ты помнишь, что я сказал тебе?
– Что ты любишь меня.
– Все правильно. А теперь… Уходи.
– Куда?
– Уходи отсюда. Не хочу, чтобы ты была здесь. Ты ведьпонимаешь…
– Нет.
– Понимаешь. – Сардику кажется, что он повысилголос, но вряд ли смена интонации так заметна – в его-то положении! – Я вовсем виноват, я втравил тебя в эту историю… Если бы не я – с тобой бы никогдане случилось такого.
– Ты не прав…
– Прав. Уходи. Я все сделаю как нужно. Никто не узнает отебе…
– Но…
– Уходи… Уходи быстрее!
Больше всего Сардик боится, что Ёлка не послушает его,останется: ангелы – они такие. Любопытные, как дети. Они всегда дочитываюткниги, и досматривают фильмы, и досматривают жизни – каким бы печальным нивыглядел финал.
Но Ёлка – не ангел. Просто девушка. Испуганная, только чтопережившая аварию. И неизвестно, что еще ей придется пережить, если онаостанется с ним.
– Уходи.
– Я никогда тебя не забуду, – говорит она,склоняясь над его лицом и целуя его в губы. – Никогда тебя не забуду.Никогда.
Прощайте, моряки, наивные обожатели ветров.
Страница 143. Тринадцатая строчка снизу.
Это все из-за боли, заполонившей безжизненное тело Сардика иподбирающейся к мозгу. Боль стирает грань между реальностью и небытием, итеперь уже непонятно, кто произнес убойную и немного театральную фразу проморяков – Ёлка или сам Сардик. А может, она просто разлита во влажномвоздухе?.. В сумраке ночи, секунду назад поглотившем девушку, которая полностьюизменила жизнь Сардика.
Гаро был прав, и где он сейчас, чудное растеньице Гаро?..
Хорошо, если в Китакюсю (префектура Фукуока), рядом с добройдевушкой-японкой, ставшей еще добрее от бус из сердолика. Только теперь Сардикпонимает, как важно быть рядом с любимыми, или просто думать о них непереставая, или защищать их от напастей и невзгод, которые иногда случаются вжизни. Он больше не сопротивляется боли, плывет по ее волнам, холодным,спокойным и мертвенно-прекрасным.
И пока еще хватает сил и брезжит сознание, Сардик думает о Гаро(и об ангеле), о ненаписанных картинах(и об ангеле). О наполненном водой докраев городе Санкт-Петербурге (и об ангеле). И о так и не сваренном какао (и обангеле), и еще – о коте (и об ангеле). Конечно, об ангеле с буддистскойкосичкой, подпрыгивающей в такт шагам, -
о ком же еще?..
* * *
…Главная прелесть Джей-Джея состоит в том, что он таков,каков есть.
При встрече с девушками он представляется не секретнымагентом, и не начинающим писателем, и не охотником за черепами, и не водолазом,и не профессиональным путешественником. И даже не завсегдатаем кенийскогосафари, что легко проверяется – стоит только девушке сказать а вы не покажетемне свои трофеи? Нет, Джей-Джею не нужны неприятности, неловкие ситуации икривые ухмылки за спиной – поэтому он всегда говорит правду.
Меня зовут Джей-Джей, и я составитель ребусов – вот и всяправда, вот и все представление.
На такое клюнет не каждая, блондинки отпадают сразу,поскольку в ребусах они несильны. Но Джей-Джей не слишком-то горюет облондинках, это – всего лишь цвет волос, не более. К тому же опытным путем илюдьми гораздо более авторитетными, чем Джей-Джей, установлено: блондинки вприроде почти не встречаются. Не собственно натуральные блондинки (такихнавалом в родной стране Джей-Джея – Норвегии – и соседних скандинавскихстранах), а блондинки типа Мэрилин Монро.
Все хотят выглядеть как Мэрилин; все хотят, чтобы их любили,как любили когда-то Мэрилин; все хотят стать мифом, как стала мифом Мэрилин.Вот только никто не хочет повторить ее судьбу, а это все равно что жить впрезидентских апартаментах пятизвездочного отеля, не платя за это ни копейки.
Такого не бывает, служба безопасности в отелях класса люксвсегда на высоте. И улизнуть, не заплатив ни копейки, вряд ли получится.
Счет должен быть закрыт полностью, включая пункт«пользование баром».
Потому-то Мэрилин одна-единственная, как там ей живется – нанебесах?
При всем этом Мэрилин никогда не была любимицей Джей-Джея ине выступала последним номером в дивертисменте его ночных грез. И дело здесь нев Мэрилин, а в самом Джей-Джее. Хотя ему и не чужды мечтания, как любомунормальному человеку, – толком помечтать перед сном не удается. Джей-Джейзасыпает сразу же, как только голова касается подушки.
И это тоже часть правды о нем. Справедливости ради, дообнародования данной части дело доходит далеко не всегда.
Что еще рассказывает девушкам Джей-Джей?
Он составитель ребусов и ведет еженедельную колонкуразвлечений в одном не очень популярном журнале. Это раз.
В свободное от составления ребусов время он работаеткорректором в одном не очень популярном non-fiction издательстве. Это два.
Он не водит автомобиль. Это три.
Он любит кошек, но предпочитает наблюдать за ними издали.Это четыре.
Он никого не приглашает к себе. И сам неохотно отправляетсяв гости, убежденный в том, что лучшее место для встреч – нейтральнаятерритория. Это пять.
На то, чтобы постричь ногти, у него уходит не большедвадцати секунд (результат, достойный книги рекордов Гиннесса). Это шесть.
Его родная стихия – иностранные языки. Желательно –максимально удаленные от норвежского. Джей-Джей основательно изучил несколькоевропейских и даже один африканский (йоруба). Это семь.
Семи позиций, характеризующих Джей-Джея, как правило, бываетдостаточно, чтобы девушка фыркнула носом, изображая нерпу, недовольнуюдеятельностью «Гринписа» – и удалилась в неизвестном направлении.
Раньше, когда Джей-Джей был неприлично молод, поспешноебегство девушек расстраивало его, выбивало из колеи на целый вечер. Вплоть дотого момента, когда голова касалась подушки; и то верно – ничто не можетпротивостоять здоровому сну, даже разочарование в любви.
На следующее же утро Джей-Джей просыпался отнюдь не разбитыми всеми покинутым, напротив – бодрым и веселым. Бодрая и веселая физиономиявстречала его и в зеркале в ванной комнате. Сколько бы ни всматривалсяДжей-Джей в поверхность зеркала, он находил в ней то же, что и всегда: молодогочеловека приятной наружности (сначала двадцати, затем двадцати пяти и, наконец,тридцати лет). За прошедшее десятилетие в самом Джей-Джее ничего кардинальнымобразом не изменилось – те же светло-русые волосы средней жесткости, те жесерые глаза с коричневыми крапинками вокруг радужной оболочки, тот же нос снебольшой горбинкой, тот же не слишком решительный подбородок.