Я очень много раз читала твое письмо о Достоевском – оно удивительно по тонкому анализу. Самый нежный тебе привет от Нади – она говорит о тебе со слезами на глазах и ждет. Она написала неплохой портрет Коиньки.

№ 426. Н. В. Ельцина – А. И. Клибанову

29/VI 53 г.

Родной мой, получила твое долгожданное письмо и узнала немного о тебе, о твоем здоровье и о том, что послать тебе в этом году.

Как всегда, я надеюсь послать тебе 10 посылок <фрагмент нрзб> Кстати, у Нади портрет маслом <нрзб>. Она в светлом шелковом пальто и вся вещь в голубовато-серой гамме красок. Хочется ее купить, чтобы в дальнейшем подарить Соне.

Я пишу все время как-то редко, трудно сказать, как необычайно трудно сложился последний год, и я все еще не могу найти душевный мир. Нагрузка – не для всякого мужчины. Мне даже не хочется отдыхать – не знаю, что делать во время отпуска, куда ехать и т. д.

Яша наконец начал работать – тему ему дали твою – «Русские вольнодумцы. 17–18 века…». И исходит он из добытого тобою. Я без волнения <нрзб> говорить обо всем этом. <Фрагмент утрачен> Его вещи поступают в этом году в Университет.

Я прочла воспоминания Айседоры Дункан. Они очень дамские и камерные, хотя это была увлеченная душа, но все ее искусство была одна только интуиция. Поднять до обобщения, до становления сознания она не могла. Вся жизнь – это калейдоскоп человеческих встреч и астрономическая перемена мест – она объездила весь земной мир. Это ее слова – «Жизнь, как маятник. Чем ниже погружаешься в скорбь, тем выше вздымаешься в радость…» В общем, это вероятно так.

Родной, я знаю, как ждешь ты каждого слова и у меня всегда на душе тяжесть, что я редко тебя балую. Я ужасно закручена и не могу писать именно тебе в таком состоянии.

Я бесконечно благодарна тебе за присланные стихи, всегда думаю о тебе и люблю.

Н.

Яичный порошок и молочный порошок – сейчас совершенно отсутствуют в магазинах.

№ 427. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

18.VII.53 г.

Милая, любимая моя деточка!

Очень, очень давно не получаю от тебя писем. Тревога подсказывает одно объяснение за другим и тут же я отказываюсь от них всех. Из Манюшиного письма я знаю, что, наконец, как-то наладилась твоя работа. Наконец-то! Но в этом успокаивающем известии есть для меня тревожный толчок: твое молчание вызвано не внешними, а внутренними причинами. Душевное утомление? Я давно узнавал его в твоих письмах. Теперь нет и этих писем. Это не просто усталость, твое молчание, это нечто большее, не знаю, что и подумать. У меня ощущение, что как-то вдруг я остался один с нашей белой ветвью. Не помысли плохо – это не упрек, не жалоба. Много ли, мало ли остается мне пройти, я не расстанусь с нашей белой ветвью. Как и была, останется она во мне стихами, которые никогда я не смогу вполне высказать, моей сущностью, превосходящей меня. Какие-то частицы себя самой Вечность вверяет нам на срок нашей жизни.

Письма, которые я тебе писал и мне нужны были всегда, как и тебе, разве это не мой разговор с моим чувством?

Что бы ни произошло, я не могу остановить его, мой разговор, я буду продолжать их в себе, мои письмами пусть за тобой остается свободный выбор, не знать их или получить их все… вместе со мной, если судьба когда-нибудь сделает это возможным.

Саня.

№ 428. Н. В. Ельцина – А. И. Клибанову

Родной мой, какая радость, что ты сможешь писать регулярно – раз в месяц. А то просто руки опускались – писать в пространство. Я надеюсь, что ты получил мои два письма, которые были написаны – в июне и в июле. Коинька после мучительно трудных месяцев, снова начинает входить в свою прежнюю колею. Нужно сказать, что воля и целеустремленность была удивительная, а трудностей было безгранично много. Сейчас это все сказалось. Но не так, как ты это представляешь. Дорога, по которой приходится идти – не стала глаже – наоборот – за последнее время – это были одни рытвины и какие еще! И здесь имеет место не ослабление сил, а непосредственная усталость после тяжелой болезни интеллектуальная и душевная – ибо слишком велико было напряжение. Я тебе писала, что Вовочка хлопотал об Сонином отпуске т. к. ей пора отдохнуть, но начальник сейчас новый, и как он решит, еще неясно. Здоровье Вовино лучше. А то зимой были минуты, когда я с трепетом звонила.

Сейчас я занята организацией для тебя посылок, на днях делаю седьмую – с обычным ассортиментом – колбаса, шпик, консервы, сахар, табак. Уже послала две пачки «Золотого Руна». Очень боялись, что не успею все это сделать – т. к. материальные дела были не блестящи, но все будет сделано, как обычно, и это дает мне большое удовлетворение и успокоение.

С отпуском – абсолютно неясно. До сих пор не было свободной секунды даже подумать, но еще никогда так я не нуждалась в нем. Однако путевок решительно нет никаких и придется что-то соображать в индивидуальном порядке. Солнце я абсолютно не переношу – отекают руки и ноги.

Вообще же я не похудела, но годы чувствую физически, не душевно. Внутренних сил – много безгранично и их хватит на десятилетия – об этом тревожиться не надо. Я тоже в этом году читала мало, хотя времени было больше обычного. А к роялю не подходила уже около года. Даже не представляю, когда это будет возможно.

Сейчас два часа ночи. Ночь прохладная, с дождем. Завтра воскресенье. Буду много работать – есть литературная работа.

Чудесный стих Лермонтова ты послал. Я тебе на днях пошлю стихотворение Б. Пастернака – оно у меня застряло в голове, оно очень лирическое и полно живого чувства. Пульс так и бьется.

В этом году я имела два раза огромную радость – слушала «Ромео и Джульетту» Прокофьева и смотрела Уланову. Музыка полна огромного драматизма и захватывает. Уланова – волнует так, что это делается каким-то личным переживанием. Оба раза видела ее в Москве. Я тебе писала, что Надя281 написала неплохой портрет Коиньки. Любик282 на даче, ждет приезда племянницы и ее мужа, я тоже жду.