заросшей тропке, почти скрытой от глаз. С ностальгической грустью он вспоминал, как когда-то вместе с дедушкой и отцом ходил смотреть на длиннохвойные сосны, как они мечтали о том, как в один прекрасный день деревья вырастут.

На знакомых поворотах тропинки его сопровождали голоса из прошлого: вспоминалось, как отец с дедом говорили, что эти деревья их всех переживут. Он смотрел все вверх и вверх, пока шея не затекла. Сосны были хороши. Стояли, высокие и изящные, с красивыми вечнозелеными плюмажами на верхушках, гнулись и колыхали кронами на ветру, а когда ветерок перебирал иголки, они издавали мягкий шелест, словно шептали: «С возвращением!» Потом Дэл вышел к ручью, где когда-то в жаркие летние дни они с Сьюди Мэй бултыхали босыми ногами в прохладной воде. Наконец, побродив еще немного и увидев все, что хотел, он повернул назад и направился к семейному кладбищу. Сквозь деревья виднелась крыша дома. Родители были похоронены рядышком, так же, как прожили свою жизнь, – бок о бок. Дэл положил цветы на надгробную плиту, снял шляпу и склонил голову. Погоревал вслух о том, что не был с ними до конца, сказал, что любил их и надеется, что они это знали.

Выговорившись, он стал вспоминать, какими родители были друг с другом. Любить отца было нелегко: человек он был, как мама выражалась, твердолобый. Забавно, что и он о ней говорил ровно то же самое. Дэл полагал, что отчасти их упрямство передалось и ему. Он хотел, чтобы у него тоже было как у них. Чтобы кто-то всегда был рядом и любил его, несмотря ни на что. Хотел стабильности, хотел знать, чем закончится каждый новый день, хотел разделить жизнь с единственным человеком. До Рэй Линн Кобб Риз об этом не думал. А теперь ответ на самый главный вопрос о его будущем зависел от нее, а она даже не подозревала об этом.

Вернувшись в дом, он увидел, что женщины вместе с Нормой и Джоуи собирают овощи в огороде. В том конце росли помидоры, кабачки и окра. За людьми по пятам ходили куры в ожидании, что им бросят кусочек чего-нибудь. На земле то тут, то там валялись непригодные для еды овощи, и когда кто-то отбрасывал в сторону помидор или кабачок, куры тут же налетали, радостно хлопая крыльями.

Сьюди Мэй помахала брату рукой.

– Мы уже заканчиваем.

Корнелия тоже помахала ему и снова принялась за работу. Рэй Линн была тут же. Она не подняла глаз, даже когда заговорила Сьюди Мэй. Сестра подошла к Дэлу, вытирая лицо тыльной стороной ладони, и его поразило, как сильно она, повзрослевшая и изменившаяся с тех пор, как он видел ее в последний раз, стала похожа на мать. Лицо, руки и ноги у нее были коричневыми от загара. Глаза такие же светло-голубые, как у него, – в отца, а волосы как у мамы, темно-каштановые с рыжинкой. И нос по-прежнему в веснушках, как в детстве.

Недавние мечты о будущем слегка поблекли, когда сестра спросила:

– Кто эта Рэй Линн Кобб?

Риз снова перевел взгляд на двух женщин, работавших в огороде.

– Сам точно не знаю, – признался он.

– Из нее и двух слов не вытянешь. Я спрашивала о ее семье: говорит, выросла в сиротском приюте. Спрашивала, как она попала в лагерь, и у нее сделалось очень странное лицо. Тут вмешалась Корнелия, начала болтать какие-то глупости, и стало понятно, что она пытается сменить тему, а Рэй Линн после этого ушла подальше и так с тех пор и работает одна.

– У нее чертовски необычная история, – сообщил Дэл, – по крайней мере, то, что я знаю. Она приехала в Ласточкино Гнездо, переодетая мужчиной.

– Правда?

– Да, потому-то у нее такие короткие волосы, а когда я ее впервые увидел, они были еще короче. Она пришла в мужской одежде. Сказала, что ее зовут Рэй Кобб. Все сразу почуяли: что-то не так. Но сначала мы думали, что это мальчишка из дому сбежал.

– Ничего себе!

– Да, и работала она вместе с мужчинами, и жила в доме для холостяков. И только когда один сукин сын по прозвищу Ворон засунул ее в парилку за то, что она не выполняла норму, мы узнали, что она женщина. Три дня она в этом ящике пролежала. Чуть-чуть не умерла. А Корнелия ее выходила. Они дружат. Подозреваю, что Корнелия знает ее историю. В общем, мы ушли из лагеря после того, как этот ублюдок, Ворон, попытался облить Рэй Линн смолой. Но промахнулся и попал в Корнелию. Вот почему у нее волосы так острижены.

– Но за что?

– Муж Корнелии, Отис, сказал, что Рэй Линн ее поцеловала. Якобы он застал их за этим делом.

Сьюди Мэй бросила удивленный взгляд на Рэй Линн, а затем снова повернулась к брату:

– Ты ему веришь?

– Я верю, что он видел, как они целуются, вот только кто кого целовал? – Он пожал плечами.

Сестра заявила:

– Наверняка у нее были свои причины так поступить – переодеться мужчиной и все такое. Женщина разве что с отчаяния на такое пойдет.

Рэй Линн с Корнелией теперь работали бок о бок – каждая на своей грядке, но близко, чтобы можно было разговаривать, и Дэл не сомневался, что они этой возможностью пользуются.

– В этих лагерях иногда ужас что творится, – поежилась Сьюди Мэй. – Нам, пожалуй, еще везло.

– Да уж, этот лагерь не чета тем, где мы жили с папой и дедушкой. В тех люди были хорошие, не то что Отис, муж Корнелии, или Ворон – с ними беды не оберешься.

– А ты-то как туда попал? В последний раз ты писал, что работаешь на какой-то большой ферме в округе Клинч.

Риз потер шею.

– Работал. Я, наверное, отчасти сам виноват, что так получилось. Сделал кое-что такое, чего не надо было делать.

Сьюди Мэй прищурилась, чем снова напомнила Дэлу мать: вот так же сурово та смотрела, когда улавливала какой-то потаенный смысл за его словами.

– Должно быть, что-то серьезное, – предположила Сьюди Мэй.

Дэл скрестил руки на груди и почувствовал, что краснеет, как школьник.

– Ну…

– Так что случилось?

– Хозяин фермы пытался подстроить несчастный случай, так сказать. Послал меня в бункер, кукурузу утаптывать.

Сьюди Мэй испуганно воскликнула:

– Тебе повезло, что жив остался! Там люди гибнут сплошь и рядом.

– В бункере случилось кое-что необычное.

– Что?

Дэл, не отвечая, переминался с ноги на ногу.

– Почему у тебя такое лицо? – спросила сестра.

– Какое?

– Как тогда, когда мы пугали друг друга рассказами о привидениях.

Дэл