– Пора! – Рем вдруг увидел, что все это время Мать Гиафа была в кожаном колете и опоясана мечом. Поймав его взгляд, Ран улыбнулась, и Рем испуганно отвел глаза. – Единственное место, где «Нагльфар» может причалить, – это Старое кладбище. Туда мы и направимся.

– А разве там не полно драугров? – хрипло вырвалось у Рема.

– Полно, к сожалению. Но у нас нет выбора. Ты можешь остаться здесь, – мягко предложила она.

– Нет! – Рем вспыхнул от возмущения. – Куда Мори – туда и я!

– Тогда будь храбрым. Игры действительно кончились. Это война.

Как Рем ни хотел признаваться самому себе, но задворки Биврёста произвели на него впечатление. Каменные лестницы, переходы, длинные мрачные коридоры, просторные галереи, тяжелые пыльные портьеры, картины в почерневших от времени рамах и маскароны с головами животных. Больше всего ему запомнился один небольшой зал с рядами белоснежных статуй, изображающих одну и ту же женщину в причудливых боевых стойках. Каждая статуя будто дополняла движение, но у самой последней не хватало верхней части. Рем невольно повторил стойки, семеня за взрослыми.

– Это «Ожерелье Миробели»: девять стоек ее знаменитого удара, разработанного для уничтожения генерала Лу Менга, – объяснила Ран, заметив его интерес. – К сожалению, последняя стойка не сохранилась.

– А если бы сохранилась?

– Это ничего бы не изменило, – ответила она, а потом улыбнулась. – А может, изменило бы все. К сожалению, нам некогда думать о «если бы». На все воля Вседрева и роста его ветвей.

– Не хочу, чтобы Вседрево определило мою волю, – буркнул Рем. – Я вообще не уверен, что оно существует.

– Тогда тебе действительно надо самому отвечать за свою судьбу, – серьезно сказала Гиафа и слегка прикоснулась к его плечу с какой-то материнской заботой, от которой у Рема всколыхнулось воспоминание о его собственной давным-давно почившей матери.

Старое кладбище располагалось на небольшом холме, с которого хорошо просматривались поля и фермы, простирающиеся южнее. Недалеко от юго-восточного подножия холма Ифинг делал резкий изгиб и подступал довольно близко к городу. Небольшой причал предназначался для прогулочных туристических лодок и сейчас сиротливо топорщился закрытыми лотками и опрокинутыми столиками и стульями. Один из зонтиков лежал беззащитным брюхом кверху, полный подтаявшего снега. Только стайка воробьев весело подчищала остатки кукурузных зерен.

Рем сидел на теплом от выглянувшего солнца могильном камне и напряженно всматривался в бурю, которая подбиралась с севера. Тяжелое облако изрыгало метель и двигалось по течению прямо к ним. Броненосец «Нагльфар», а вместе с ним и небольшой юркий флот. Мать Гиафа была спокойна. Они с Реймаром по очереди наблюдали в военный бинокль за тучей и оставались на местах. Мори рыскал где-то поблизости, появляясь то рядом с заброшенной церквушкой, то снуя среди могил, как дикий дух.

– Я пойду вперед, – сказала Ран, когда броненосец подплыл на расстояние выстрела. – Мори пойдет со мной. Старший лейтенант и Рем, оставайтесь на местах и не вмешивайтесь, что бы ни происходило. Это приказ!

У Реймара дернулся глаз, но он «естьмэмкнул» и припал к биноклю. Рем, обиженный отведенной ему ролью наблюдателя, попытался возразить, но Мори ласково потрепал его по голове и пошел за Матерью Гиафой. Убедившись, что Реймар занят, Рем ускользнул за ними к причалу, по дороге чуть не навернувшись на скользком от грязи склоне. Благополучно спустившись, он притаился с ветреной стороны за ларьком с сахарной ватой. Ран и Мори встали на причале, будто приветствовали вражеский флот, совершенно не опасаясь артиллерии. Рем почти сразу замерз и обхватил себя руками, чтобы согреться, а тем было хоть бы что: Гиафа, вся в черном, с черными блестящими волосами, собранными в хвост, только бледная кожа мерцала в надвигающейся темноте, и Мори – его хоть обрезанная, но рыжая грива, полосатые штаны, щегольские остроносые туфли и длиннополое ярко-синее пальто будто являли собой противоположность строгой простоте Гиафы. Рем больше не видел в нем природной дурашливости, хотя Мори и улыбался. Рем знал, что это самая серьезная из его улыбок. Редкая улыбка, которая означала, что Мори готов драться до самого конца.

Когда броненосец причалил и опустили трап, долго никто не выходил. Метель слегка утихла, и через томительные минуты спустились всего двое. Эгира Гиафу Рем знал. Выглядел он неважно: осунувшимся и дерганым. А вот великаншу видел впервые и не хотел знакомиться с ней близко. Она расслабленно закинула булаву на плечо, цепко всматриваясь в тонкие фигуры Матери и Мори.

– Что ты тут делаешь? – удивленно бросил Эгир, но Мать оставалась спокойной.

– Вы не пройдете дальше, – улыбнулась она. – Как новая Мать Гиафа, законная представительница власти великого Хеймдалля, сердца Асгарда, я требую, чтобы вы сложили оружие и сдались на милость Совета Девяти.

Великанша расхохоталась.

– Я дам тебе шанс уйти, Ран, – угрожающе предупредил Эгир. Его бледное лицо пошло пятнами, но Рему показалось, что в глазах его плещется страх.

– Увы, муж мой, на этот раз я тебя не послушаюсь. Но ты можешь сразиться со мной.

– Я не хочу этого делать.

– Зато я могу. – Великанша сняла с плеча щит и откинула косу на спину. – Отойди, малыш Эгир, я разберусь.

– Нет… – Он опешил от стремительно выходящей из-под контроля ситуации.

Нарчатка взмахнула булавой один раз, другой, проворно для такого веса, и успевала еще и ловко орудовать щитом. Ран оставалось только уклоняться и уклоняться, избегая ударов такой силы, что они оставляли вмятины на стонущем от напора деревянном пирсе. Рему казалось, что волна от удара отдается в его позвоночник. Он пытался уследить за молниеносно двигающейся Матерью, за булавой, за щитом, который раз за разом обрушивался ей на голову, и за тонкой стальной иглой – изящным, как жало, палашом с серебристой гардой. Мори куда-то пропал, и Рем решил, что и хорошо, потому что волноваться еще и за него он бы просто не успевал.

Мать Гиафа начала уставать. Пару раз она опасно чуть не попала под булаву, и, наконец, они с Нарчаткой расцепились, тяжело дыша. Растрепанная Ран медленно выпрямилась и тут же согнулась от приступа продолжительного кашля, от которого на ее губах выступила кровь.

– Ран, прошу, остановись, – Эгир почти взмолился. Кажется, он готов был рухнуть на колени. – Ты уже без сил… Я могу помочь тебе, вывести из города.

– Нет, муж мой, – пропела она, вытирая рот тыльной стороной руки и тем самым размазывая кровь еще больше. – Двадцать пять лет я была примерной женой. Все кончено. Я лучше умру, чем дам тебе разрушить этот город. Это будет искуплением моего молчания: за Рейвен. За Кагерасу. За несчастную Санни. За мою Лару. –