иначе сказать спасибо. Девушки заливаются хохотом, но выражения их лиц говорят мне, что я сделала что-то им приятное.

Когда мы переходим к следующему старику в доме, я вижу, как колюжка Клара тайком сует яйцо американцу. На его лице написано такое же потрясение, что и на моем. Он прячет яйцо в рукаве, прежде чем кто-либо успевает заметить.

Как-то днем, направляясь к морю помыть руки, я вижу на берегу толпу детей, занятых какой-то веселой игрой, а посреди них — Холпокита.

— Ада! — зовет он, увидев меня. Что-то говорит детям, и те смеются. Зайка, маленькая девочка, которая все время лезет к колюжке Кларе, подбегает и берет меня за руку.

— Подожди, — кричу я. — Куда ты меня ведешь?

Холпокит смеется надо мной. Она всего лишь дитя — почему я должна сопротивляться? Я позволяю ей привести меня к остальным. Холпокит произносит какой-то стишок, который они все знают, и они повторяют за ним. Когда он доходит до конца, все, кроме него — и меня с Зайкой, — разбегаются.

Зайка тянет меня за руку и что-то отчаянно кричит.

Я смотрю на Холпокита в поисках пояснений.

— Что происходит?

Холпокит отвечает:

— Хиилаалока какадийаскал. Алшпитаксас ча литикш хиксат кадийаскаликш. Дакил хиадасакалаволи[61].

Он показывает на лес.

Я смотрю на Зайку. Мы бежим.

Мы с Зайкой скрываемся в лесу. Идем по узкой ложбине, пока Зайка не начинает тянуть меня вверх. Мы все глубже заходим в чащу. Надеюсь, она знает, куда идет: тропа осталась позади. Мы петляем среди высоких деревьев, обходя поваленные стволы и заросли ягодных кустов. Мокрая листва блестит, словно усыпанная драгоценными камнями. Должно быть, подлесок принарядился к вечеру.

Я слышу шорох под ногами. Под поросшим мхом поваленным деревом сидит на корточках мальчик, знакомый мне по игре с листьями папоротника. Когда наши глаза встречаются, он кладет руки на затылок и опускает голову, пока волосы не падают ему на лицо, словно занавес, и он становится почти невидим в тени.

Зайка что-то говорит тихим голосом.

Мы доходим до края обрыва, кажущегося отвесным. Склон зарос густыми кустами, поэтому невозможно определить, как далеко вниз он идет. Возможно, туда ведет тропа. Я вижу узкий выступ, исчезающий в листве. Качаю головой. Слишком опасно.

Но Зайка подталкивает меня вперед.

— Мне кажется, это не очень хорошая мысль, — говорю я, пытаясь высвободить руку. Но она стискивает мои пальцы так, что мне становится больно. Потом прыгает.

— Нет! — вскрикиваю я. Она приземляется на узкий выступ. Только в неуклюже согнутом положении я могу держать ее руку, одновременно оставаясь на краю обрыва.

— Ты меня уронишь.

Я соскальзываю по склону, пока не оказываюсь рядом с ней. Выступ, на котором мы стоим, такой крошечный, что нашим ногам едва хватает места. Потом она наклоняется и раздвигает стену папоротника. За ней — пещера.

Зайка тянет меня внутрь. Папоротник становится на место.

— Что это? — спрашиваю я, не веря своим глазам, и мой голос эхом разносится по пещере. Здесь темно и прохладно, но не кромешный мрак. Должно быть, это глубокая пещера. Зайка с силой дергает меня за руку, из чего я делаю вывод, что она хочет, чтобы я молчала.

Это серьезная игра в прятки, и Зайка нашла отличное место, чтобы спрятаться. Как ей это удалось — загадка. Тот, кому выпало искать — наверное, это Холпокит, — ни за что нас не найдет.

Она садится на корточки у стены и тянет меня, чтобы я опустилась рядом. Стена холодная. Зайка дрожит.

Мы ждем. Через несколько минут мои глаза привыкают к полумраку. В пещере земляной пол, из которого торчат острые камни. Здесь очень сыро и слышно, как неторопливо капает вода. Того света, что просачивается через папоротник на входе, не хватает, чтобы я могла разглядеть что-то еще.

Девочке страшно? Она поворачивает голову, и в тусклом свете я вижу ее глаза с ослепительно белой улыбкой. Она так часто тут бывала, что нисколечко не боится.

Мы ждем. Я пытаюсь угадать, что происходит снаружи. Холпокит нашел прячущегося под поваленным деревом мальчика? Кого еще он нашел? Дети определили границы, в которых можно прятаться? Если только Холпокит не знает все потайные места, нам придется просидеть тут очень долго.

Я пытаюсь устроиться поудобнее перед долгим ожиданием и чувствую, как что-то впивается мне в бедро. Это деревянная куколка, которую сделал и подарил мне плотник Иван Курмачев. Она все еще завязана у меня на поясе, потому что мне некуда ее положить. Я подтягиваю ее к себе.

Зайка смотрит, как я развязываю пояс. Когда я показываю ей, что там, на ее лице вспыхивает удивление. Я протягиваю ей куколку. Поначалу я собиралась только дать ей подержать, но, когда вижу выражение на лице девочки, мне хочется оставить ей куклу навсегда.

Она вертит ее в руках. Шепчет:

— Вааке ксвоксва ачидаал. Квоталасичид. Квопатквали[62].

Зайка пристально вглядывается в незамысловатое лицо куклы, потом, закрыв глаза, прижимает ее ко лбу. Затем отнимает и пытается отдать куклу обратно. Я качаю головой, отказываясь.

— Я хочу подарить ее тебе, — шепчу я. — Надеюсь, тебе нравится.

Она держит куколку в сложенных лодочкой ладошках. Ее зубы снова сверкают в улыбке.

Внезапно из глубины пещеры доносится какой-то шорох — и тут же стихает. Зайка застывает. Это животное? Может быть, мышь. А может, и волк. Или медведь.

Нам следует бежать? Успеем ли мы вылезти из узкого входа и забраться на выступ? Может быть, лучше сидеть неподвижно. Тогда, возможно, неведомое создание уйдет.

Я осторожно обхватываю Зайку рукой. Ее страх пропитывает меня, как губку.

А вдруг это не зверь? Кто еще это может быть? Было ли в рассказах моей матушки что-нибудь про пещеры?

Что-то грохочет. Я вскакиваю и дергаю Зайку за руку с такой силой, что она вскрикивает. Волоку ее к выходу из пещеры. Согнувшись, пролезаю через папоротник. Прыгаю на узкий выступ, едва глядя под ноги. Когда мы благополучно вылезаем из оврага, я подхватываю девочку и бегу.

Я лавирую между двух высоких деревьев. Поскальзываюсь на мху, но использую это, чтобы поменять направление. Оглянуться я не могу. В голове шумит — от моего дыхания, от дыхания Зайки, топота моих ног, шороха того, что нас преследует. Я заставляю себя бежать быстрее. Что-то царапает мне ногу. Больно.

Впереди вырастает ствол широкого дерева. Я огибаю его.

И врезаюсь в Холпокита. Он хватает меня за плечи. Зайка зажата между нами.

— Пусти! Нужно уходить отсюда, — кричу я. Ногу пронзает боль.

Но Холпокит не отпускает.

— Нет! Хватит!