– Об этом можешь не беспокоиться, – сказал Кристоф, энергично помотав головой.

– Нет, я беспокоюсь! – она пересказала сон и явную догадку, которая осенила ее после этого, жестом остановив его, когда он хотел ее перебить. – Кристоф, она не просто была сообщницей, которая собирала кровь. Она сама – убийца. Я уверена, что мужчина, которого она зарезала во сне, – это Темный художник. Должно быть так. Кто же еще?

– Натали, новость, которую я хотел тебе рассказать…

– Единственное, что не имеет смысла, – это рукопожатие, – продолжала она, потерев висок. – Зачем мне пожимать ее руку? Если только это не символизирует тот день, когда я упала в обморок в морге, а она протянула руку, чтобы помочь мне подняться…

– Мы думаем, что поймали человека, убившего Темного художника. А Зои Клампер, возможно, мертва.

Кровь. Вся кровь. Каждая капля в теле Натали будто вытекла из тела прочь, на тротуар, на улицы Парижа.

– Что… что насчет тетиного сна? Знаю, что она из-за этого как раз в лечебнице, но она права; я чувствую это всей душой. Она ничего не знала о Темном художнике или Зои Клампер. Она полностью отрезана от мира.

– Я не знаю. – Кристоф сел на скамейку и жестом пригласил ее сесть рядом. – Мужчина, который взял на себя ответственность, Раймон Бланшар, сегодня сдался. Он сознался в написании письма, в приложении фрагмента шелкового шейного платка, во всем. Он убил Темного художника не из чувства справедливости, а, скорее, из-за неразделенной любви к Зои Клампер.

– Он любил ее?

– Видимо, – сказал Кристоф и стал активно жестикулировать. – Бланшар увидел его повозку и последовал за ним к Сене той ночью; пока он его догнал пешком, тело уже было брошено в реку. По крайней мере, так он заявляет. Стычка была из-за Зои; они боролись, и… Ты знаешь, чем закончилось.

– Знаю и не знаю. Я не понимаю, чему верить. – Натали зажмурилась, а потом снова открыла глаза: – Что он сказал об убийстве мадам Резни?

– Что он застрелил ее и закопал в неглубокой могиле. Он рассказал нам, где найти тело – на кладбище. Полиция сейчас на пути туда, – Кристоф поднял палец. – Чуть не забыл: он сказал, что Зои Клампер – не настоящее ее имя, но больше он ничего не знает.

Натали, поверженная, прижалась к спинке скамейки. Ей стоило бы радоваться, впитать изначальный энтузиазм Кристофа. Так почему она не может?

Потому что, несмотря на все сказанное Кристофом, она хочет верить сну тети Бриджит и чтобы он верил тоже.

– Думаешь, этот сон моей тети не вещий?

Кристоф надолго задержал на ней взгляд, прежде чем ответить.

– Некоторые детали потрясающе точны, но подозреваемый у нас прямо под носом. Полиции известно о твоих способностях, и я им доверяю. Я… я не думаю, что они так же смогут доверять тете Бриджит. Даже несмотря на то что она Озаренная…

– Она при этом не в себе, – закончила Натали. Она подумала о написанном тетей Бриджит и как связный текст перешел в чепуху. – Поэтому она и там. Мы не знаем, где безумие, а где нет.

– Вместо разочарования я хотел бы, чтобы ты могла почувствовать радость, облегчение. Счастье, что это все, кажется, скоро закончится. – Кристоф прикусил губу. – Не думаю, что у тебя получалось по-настоящему расслабиться или порадоваться, с тех пор как мы познакомились, и я желаю тебе… спокойствия.

Натали не смогла сдержать улыбку. Спокойствие? Она забыла, каково это – жить относительно мирной жизнью и беспокоиться об обыденных вещах.

– Кажется, пришло время побыть репортером, – сказала она, вставая со скамейки.

Кристоф прошел с ней ко входу в морг и, уверив ее, что все практически подошло к концу, попрощался.

Потом Натали присоединилась к папе в ресторане и за обедом написала свой репортаж. (Когда все это закончится, она попросит месье Патинода дать ей место и печатную машинку в редакции.) Оттуда они отправились в Le Petit Journal. Папа никогда раньше не бывал в редакции газеты и был поражен шумом и насыщенностью движения в ней.

– Месье Патинод, – позвала она, стуча в полуоткрытую дверь. Шурша стопкой газет, он пригласил ее войти.

Папа вошел первым.

– У меня есть для тебя ценная информация о хорошем ресторане, но он в Марокко.

Месье Патинод настолько не ожидал увидеть папу, что даже через толстые линзы очков было видно, как расширились его глаза.

– Я бы определенно не отказался от долгого обеда, – сказал он, со смешком отклоняясь на спинку стула.

Натали положила свою статью на стол месье Патинода и устроилась на стуле. Они с папой пересказали ему события прошедшего дня, и он сидел с нахмуренными бровями, в глубокой задумчивости. Он знал о подозреваемом – у него была уже назначена встреча с полицией для интервью с Бланшаром, – но заинтересовался сном тети Бриджит намного сильнее, чем Кристоф.

Недоверие Кристофа тете Бриджит ее до сих пор беспокоило. Она его понимала и на его месте, пожалуй, думала бы так же. Но это все же не отменяло разочарования от его скепсиса.

– У Бриджит давно уже не было вещих снов, не так ли?

– Во всяком случае, нам о них неизвестно, – сказал папа. – Уж точно давно не было таких детальных.

– Одно это заставляет меня верить. И это не имеет ничего общего с моим собственным даром. Безумие затуманило ее способности, да, но…

Дверь резко распахнулась и ударилась о стену. Они обернулись и увидели мужчину с блокнотом в руках, с ярким румянцем.

– Месье Патинод, прошу прощения. Это срочно.

Мужчина, кажется, был художником, составлявшим портреты преступников; он поднял брови, глядя на месье Патинода. Папа кивком поблагодарил месье Патинода, и они с Натали вышли. Дверь закрылась за ними, но Натали помедлила.

Столько, чтобы успеть услышать.

– Убийство, – сказал художник. – Перерезано горло. Наш человек на месте преступления упомянул странную деталь – что-то насчет бутылочки с кровью, найденной рядом с телом.

Натали умоляла месье Патинода отпустить ее на место преступления вместе с художником, но он твердо отказал. Как и папа.

– Но ты можешь подождать здесь, – сказал месье Патинод, открывая портсигар. – Будешь одной из первых, кто узнает, что случилось. Мы сегодня вечером отправим номер в печать.

Она с благодарностью приняла предложение, затем стала мерить шагами его кабинет в клубах табачного дыма, пока папа беседовал с месье Патинодом. Они пробовали разговорить ее, чтобы отвлечь от переживаний. И себя. Они говорили о чем угодно, кроме убийства, и что оно может означать, и Темном художнике, и всем значимом.

Вопросы метались в ее голове, будто кто-то спугнул их, как стаю птиц.

Тот человек, который сдался, Бланшар. Он убил кого-то еще, а потом отправился в полицию?