Отец поцеловал ее в щеку, пожав плечами и пообещав встретить ее на берегу, в случае если она передумает.

Толпа у тюрьмы Ла-Рокетт напитывалась предвкушением и мрачным возбуждением. Газовые фонари высились над ними как часовые. Большую часть толпы оттеснили в боковые улицы, но Натали и Симона показали бумаги, и их пропустили в секцию с хорошим видом.

Они слились с массой людей, ища лучшую наблюдательную позицию, и наконец обосновались в одной точке. Было не так близко, как они надеялись (насколько рано эти люди сюда явились?), но достаточно недалеко, чтобы хорошо видеть гильотину. Язычки пламени в керосиновых лампах в толпе танцевали по всей площади, как дурно воспитанные, нервные гости.

Они прождали час, который тянулся как два. Затем появился палач: широкоплечий и высокий – каким Натали и ожидала его увидеть. Она стала размышлять: что он за человек, почему избрал такую профессию, нравится ли она ему, хорошо ли ему спится по ночам?

Палач потянул подъемный блок и этим поднял скошенное металлическое лезвие, а затем закрепил его наверху. Зловещая и ужасная гильотина стояла там, готовая опустить нож.

Толпа затихла, когда скрипнули, открываясь, ворота. Некоторые приподняли шляпы, другие перекрестились. Один человек осенил крестным знамением нож гильотины.

Жандармы подняли мечи, и показался Пранзини. Руки его были связаны за спиной, на лодыжках звенели оковы.

Симона толкнула Натали локтем.

– Он что, улыбается?

– Выглядит так, как сделали бы Темный художник или мадам Резня. – Натали прищурилась. – И правда улыбается! Как вызывающе.

Священник, шедший спиной вперед с распятием в вытянутой руке, подвел Пранзини к эшафоту. Убийца поцеловал распятие.

Натали сложила руки на груди.

– Удивительно, что распятие не загорелось.

– Еще успеет загореться, – ответила Симона.

Палач уложил Пранзини в позу для казни.

– ПОЗОР! – крикнул кто-то из толпы. Другие голоса присоединились, и волна свиста и шипения прошла по толпе.

Лезвие упало вниз, и голова Пранзини покатилась в лоток.

Симона стиснула руку Натали.

Натали стояла с разинутым ртом. Она сжала ладонь Симоны в своей, не отводя глаз от происходящего.

– Я ожидала, что это будет быстро, но чтобы так…

– Жизнь. А потом… – Симона сняла руку с нее и щелкнула пальцами. – Смерть.

Надзиратель достал голову Пранзини и бросил в корзину. С опилками, если Натали правильно помнила. В одну минуту он еще дышит, а в следующую – уже в корзине с опилками, которая стоит рядом с остальным телом.

– Боже мой, мы были так близко, что слышали звук падения! Луи обзавидуется, когда я ему расскажу. – Симона взяла Натали под руку. – Что ты обо всем этом думаешь?

Натали перевела взгляд с эшафота на Симону.

– Это отвратительно.

– Он или гильотина?

– И то, и другое, – сказала Натали. – Несмотря на мои претензии, это зрелище и правда принесло удовлетворение.

Толпа двигалась как вода, люди медленно расходились в разные стороны. Натали и Симона застряли в плотном потоке и продвигались маленькими шажками, и взгляд Натали стал блуждать. Проблеск восхода залил все тенями и оранжево-серыми оттенками. Она наблюдала за приземистым мужчиной, который шел так, будто двигал мебель, за согбенной нищенкой в коричневом одеянии, затем увидела, как бродяга стал горячо спорить сам с собой.

– Вон там Луи, – сказала Симона, толкая Натали локтем. – Увидимся с тобой вечером. Не забудь принести подушку. Удачи в морге.

Натали поблагодарила ее, помахала Луи и свернула на улицу Гербье. Она заметила Кристофа за пару десятков метров, прислонившегося к газовому фонарю, пока мимо тянулся поток парижан. Папы еще не было.

Мужчина, который спорил сам с собой, побрел обратно в ее сторону, идя против движения толпы. Кто-то его оттолкнул с дороги, и Натали отступила, чтобы дать ему пройти. К ней приблизилась нищенка, потряхивая своей кружкой. Натали была ошеломлена неприятным запахом, сделала вид, что не заметила ее, и пошла дальше. Женщина была настойчивой. Папа всегда говорил не вступать в беседу с попрошайками, потому что они его дважды грабили. Но иногда нищий увяжется за тобой, и единственный способ от него избавиться – что-то дать.

Натали достала из кармана пару сантимов. Она бросила их в кружку, и женщина схватила ее руку, чтобы поблагодарить. Натали отняла руку и впервые посмотрела нищенке в глаза. Ее лицо было покрыто сажей и грязью, но глаза…

Она их видела раньше.

Глаза, которые поглядывали на нее из-за веера на Пер-Лашез, глаза, которые смотрели на нее каждый день со страниц Le Petit Journal.

«А потом ты сделала нечто странное». Тетя Бриджит протянула руку, чтобы показать Натали, что произошло в ее сне.

Время застыло и перестало существовать или превратилось в воду и просочилось в недра земли. Времени больше не было в этот момент.

Мадам Резня сузила глаза с презрительной усмешкой.

Вызов.

Натали схватила ее за запястье. Женщина вырвалась из ее хватки с неожиданной легкостью. «Она сильная».

Мадам Резня толкнула ее и убежала.

Натали бросилась за ней; старуха преградила ей путь.

– Стыдно должно быть. Что за человек гоняется за нищими?

– Это Зои Клампер! – она высвободилась и побежала в тусклом свете. Все было покрыто тенями, и вокруг были полуосвещенные лица, тонкие лучи света. Затем она увидела, как Зои пробегала под газовым фонарем. Натали виляла в толпе, сокращая расстояние между ними.

Несколько людей посмотрели на бегущую Натали озадаченно. Зои пересекла улицу, и Натали сошла с тротуара всего в нескольких метрах.

– Помогите! Зои Клампер, убийца!

Около дюжины молодых мужчин преградили ей дорогу, смеясь, выкрикивая что-то в парах алкоголя. Один из мужчин взял ее под руку.

– Пранзини мертв! Пойдем с нами отмечать.

Натали отстранилась и споткнулась, а они засмеялись. Она осмотрела улицу и увидела, как мелькает знакомое одеяние, исчезая в переулке. Натали устремилась за ней.

Зои остановилась, стоя к ней спиной. Затем, помедлив мгновение, повернулась к Натали лицом, держа между ними пузырек с прозрачной жидкостью:

– Соляная кислота. Проест дыру в чем угодно, чего коснется, включая кожу.

Натали сделала шаг назад.

– Ты хочешь закричать, – она покачала пузырек в руке. – Я и правда знаю, о чем ты думаешь. Одно прикосновение к руке – и я могу читать мысли. Благодаря этому инвалиду, которого я избавила от страданий на днях, и освежающему вливанию его крови.