Еще как имеет, подумала Натали, читая, иначе мадам Резня не стала бы его убивать. Она хотела – нуждалась – в его крови по какой-то причине. Выбрала ли она его из-за дара или из-за неспособности сопротивляться, а возможно, по какой-то другой причине?

Статья назвала Зои Клампер, также известную как Зои Фоше, главной подозреваемой.

Фоше. Читая статью, она вспомнила еще кое о чем: о блокнотах. Более старый из них, со странными записями, выглядевший так, будто его вели двое. Работа отца мадам? Она опиралась на нее? Пыталась создать следующее поколение Озаренных?

Впрочем, добавились убийства. А Энар не был убийцей.

Лицо мадам Резни – с классическими чертами, привлекательное – было детально изображено художником и смотрело на сотни тысяч парижан с первой страницы Le Petit Journal. Натали и Луи давали описания, как и фальшивый убийца Бланшар, несомненно, и тот свидетель, что видел ее выходящей из дома Пинчона. Портрет был выполнен мастерски.

Убери заголовок – и будто глядишь на мать, на театральную актрису или на любимую учительницу. Это не было лицо убийцы.

Прошло четыре дня.

Никто не заявлял, что видел ее: ни один житель, домовладелец, лавочник или кондуктор. Несколько ошибочных наводок было расследовано и отброшено; в остальном она будто исчезла, как ночь на восходе.

Люди судачили, что она уехала из Парижа. Плакаты с именем и изображением Зои были расклеены по всему городу.

Натали оборачивалась каждые несколько шагов и не ходила по улицам одна. На всякий случай, если все ошиблись насчет исчезновения убийцы и если она все еще желала крови Натали.

Пока бесплодные поиски мадам Резни чахли, внимание Парижа переключилось на другого убийцу: Анри Пранзини. До того как Темный художник и Зои Клампер заняли все заголовки, Пранзини, зарезавший двух женщин и двенадцатилетнюю девочку, заставшую его на месте преступления, был тем убийцей, о котором говорили все: в кафе, паровых трамваях и омнибусах. Теперь, когда его казнь назначили на последний день августа, на него снова тратились чернила.

Натали свои потратит тоже: месье Патинод попросил ее написать репортаж с его казни. Он дал такое задание еще нескольким журналистам, каждому со своими акцентами. Ее задачей было описать чувства того, кто впервые видел казнь своими глазами.

И это было странно. Сначала Натали предвкушала этот день, когда смертный приговор был объявлен в июле. Тогда ей было любопытно, и она ожидала испытать удовлетворение оттого, что увидит убийцу обезглавленным. Это было событие, которое любопытно наблюдать, интересно быть его частью, пережить этот опыт, как посещение морга или музея восковых фигур.

Впрочем, ныне смерть обрела иное значение. Она была так погружена в темные, душераздирающие, пугающие реалии смерти, что это зрелище стало менее привлекательным. Пошла бы она смотреть на смерть Пранзини, если бы не задание от месье Патинода? Ее ответ на этот вопрос постоянно менялся.

За день до казни Натали вытирала пыль с полок и подвинула бутылочку с песком от Агнес в сторону. Бутылки и банки, банки и бутылки. Кто бы мог подумать, что сосуды могут иметь не только содержимое, но и содержание?

Темному художнику так и не воздали по справедливости, подумала она. Ему не пришлось ответить за свои преступления, принять ответственность за убийство Агнес и еще пяти девушек. Она вспоминала, как с нетерпением ждала его поимки и казни. Чувство, которое, казалось, она испытывала так давно, и в то же время оно было совсем недавним.

По крайней мере, он был мертв. А мадам Резня – жива. Как она красноречиво напомнила всем своим письмом с кусочком шелка.

Эта женщина была где-то, и ее преступления были с ней. Ей не избавиться от правды.

Натали подвинула бутылку с песком на место, задержав руку на ней.

Бутылки и банки. Банки и бутылки.

Ее неуверенность относительно посещения казни ради развлечения не распространялась на Зои Клампер ни сейчас, ни когда-либо. Даже если Натали будет пятьдесят лет, когда мадам Резню поймают, она будет там и своими глазами увидит, как опустится нож гильотины.

За день до казни, ближе к вечеру, худощавый мужчина с тонкими усами, одетый в форму, явился к ней домой.

– Я курьер с пневматической почты. Вы мадемуазель Боден?

Натали кивнула. Она никогда не получала писем по пневматической почте; послать капсулу по подземной системе трубок под давлением было дорого. Только срочные, важные сообщения отправляли этим способом.

Курьер передал ей carte télégramme[28] и стоял, сложив руки за спиной, пока она читала.

Он нуждался в ее видении? Почему в это время? Она и так туда собиралась, как обычно. Может, случилось еще одно убийство, еще одного Озаренного и Зои Клампер подозревали в нем?

Курьер передал ей карандаш и карточку для ответа.

– Поверить не могу, что у нас пропуска в ближний ряд, – сказала Симона. – Луи расстроился, что у тебя не получилось достать для него тоже, но он будет смотреть со своими «гильотинными парнями», как он их называет, на своем обычном месте. Я сказала ему, что мы встретимся с ними после.

Было четыре часа утра: по обычаю казни проводились до рассвета – и они направлялись пешком к тюрьме Ла-Рокетт. Это было около Бастилии и Пер-Лашез, неподалеку от дома. Отец их сопровождал, следуя в паре шагов.

Натали и Симона не замолкали, обсуждая казнь, последующую встречу с Кристофом. Они были увлечены составлением планов на вечер, когда папа их прервал.

– Я пойду туда, – сказал он, показывая на боковую улицу. – Ma bichette, ты точно хочешь идти в морг? Ты можешь отказаться.

– Я уверена, что хочу это сделать.