– Это вы! – невольно воскликнула я,оглядывая норковую шубу библиотекарши, роскошную кожаную сумку и брелок сключами от «Ауди».

Жанна глянула на меня потемневшими глазами:

– Я.

– …Э… – замялась я, – какая у васочаровательная девочка, поздравляю.

– Спасибо, – кивнула дочь Лены.

– Похоже, у вас все хорошо?

– Просто отлично, – подтвердила она.

Меня слегка покоробили ее бойкие ответы. А какже мама, как же Лена, погибшая в тюрьме?

– Вы, наверное, вышли замуж, –улыбнулась я.

– Нет!

– Но откуда тогда все это? –вырвалось у меня.

Губы Жанны сжались в нитку, но она весьмалюбезно ответила:

– Да просто мне повезло. После смертимамы я стала разбирать бумаги и наткнулась на свое свидетельство о рождении:оказывается, Евгений официально признал меня дочерью! Вот я и подала нанаследство, других претендентов не оказалось, все мне и досталось. МояМашенька, мое золотце, ни в чем не будет нуждаться.

Внезапно мне стало жарко, я сначала посмотрелана дартс, потом в уме всплыла только что сказанная Жанной фраза: «Я стреляю,как Робин Гуд».

– Разве вы не знали о своей метрике, –прошептала я, – ведь у вас в паспорте стоит: Евгения ЕвгеньевнаБаратянская.

– А, – отмахнулась Жанна, –мать говорила, что просто заплатила в загсе и меня так записали. А после еесмерти нашелся официальный документ. Что, следовало отдать деньги нашемугосударству? Ну уж нет, у меня доченька растет, Машуля, все ей, только ей!

Жанна с нежностью обняла девочку и прижала ксебе, на секунду их совершенно одинаковые глаза, ставшие снова цвета ореховойскорлупы, слились у меня в одно пятно.

Мне стало душно. Свитер мгновенно прилип квспотевшей спине, в магазине словно пропал воздух. Я глянула на дартс. Центркруглой мишени был густо утыкан стрелками.

– Это вы убили их, – прошепталая, – Семена Кузьмича и Ирочку, через окно… Вы великолепно стреляете, и этоне Лена, а вы купили винтовку с оптическим прицелом, а скорее взяли ее на времяу своего друга-биатлониста. Вам повезло, что в комнате в момент убийствапрофессора случайно оказался Веня, закрывший окно, и следствие вначале пошло положному пути. Вы задумали преступление, когда поняли, что у вас родится дочь.Вы решили обеспечить ее, великолепно зная, что Евгений официально признал вассвоей дочерью, понимали, кому достанется наследство. Это вы убили Баратянского,своего отца.

Продавщиц как ветром сдуло, они все исчезли вподсобке.

– Вот почему вы дали мне адрес Евгения,услыхав мой рассказ, – словно зомби, бубнила я, – хотели, чтобы янашла «самоубийцу». Вот по какой причине велели приехать лишь на следующий деньк вечеру, вам требовалось время, чтобы пристрелить отца. Господи, у вас егоглаза, следовательно, и его подлая душонка! Бедная Лена! Она-то сразу поняла,кто автор затеи, и изо всех сил пыталась выгородить вас, говорила, что Евгенийникогда не признавал дочь… Это Люсеньку он и впрямь не признал дочерью, авам-то дал свою фамилию. Вот почему Лена покончила с собой буквально сразупосле ареста, призналась и повесилась. Она боялась, вдруг во время следствиявыяснится что-нибудь не то.

– Осел, – выплюнула Жанна, –из-за чего он меня признал, знаете?

– Да, хотел получить послабление на суде.

– Скунс, сучий скунс, – прошипелаона, прижимая к себе девочку.

– Лена взяла на себя вашепреступление, – сказала я, – спасла вас, сделала богатой. Вот почемуее предсмертное письмо было написано печатными буквами. Она боялась, вдруг егосравнят с запиской Жени и поймут, что ее не она писала… И кто же бросил вкомнате у трупа перчатку Лены? И еще, вы знали адрес Евгения, следовательно,общались с ним. Наверное, он ближе к старости стал чадолюбивым. Начал даватьвам деньги, а вы скрывали это от мамы. Ведь так?

Глаза Жанны стали черными – сплошной зрачок.

– Вы сумасшедшая, – звенящим отнапряжения голосом заявила она, – трехнутая идиотка. Да, мне досталисьсредства Баратянских, но по закону. Дело закрыто, убийца мертва. Ничего вы недокажете! Ничего! Абсолютно! И потом, вы хотите лишить Машеньку матери?

Внезапно Жанна приблизила ко мне своехорошенькое личико. Взгляд огромных блестящих глаз вонзился в меня, как нож вмасло.

– Имей в виду, – прошипелаона, – я отлично стреляю. Тебе лучше сидеть тихо!

Я отшатнулась.

– Не бойся, – хмыкнула Жанна, –не трону. У меня Машенька растет. Ей нужна нормальная мама, а не зэчка. Ипотом, все, рассказанное тобой, ложь. Евгения убила моя мать! Так-то, живи себеспокойно! Но помни, начнешь на всех углах глупости говорить…

Она подхватила малышку и, оставив на прилавкегруду некупленных вещей, ушла.

Никакой конверт я не приобрела, еле живаяприплелась домой и рухнула в кровать, заявив домашним:

– Голова болит.

У меня и впрямь началась мигрень. Я натянулана себя одеяло и сначала затряслась в ознобе, потом мне стало жарко.

– Ты спишь? – раздался шепот.

Я всмотрелась в темноту, у окна стояла Лена,одетая в старомодный костюм. У меня парализовало голосовые связки.

– Послушай, Лампа, – тихо, усталопроговорила библиотекарша, – я своей жизнью заплатила за счастье дочери.Не лезь!

– Но она убийца!

– Ты этого не докажешь.

– Но она же тебя подставила, бросила утрупа твою перчатку! Зачем?! Ведь хотела представить дело как самоубийство!

– Она ее просто потеряла, –прошептала Лена.

– Но перчатка-то твоя!

– Это я так сказала, – прозвучалответ, – я сказала, я сказала… что перчатка моя, моя, моя…

Голос начал удаляться, фигура Лены сталатаять.

– Оставь их, умоляю, – долетело изтьмы, – за наследство заплачено моей жизнью!

– Стой, – заорала я, – стой!

– Эй, Лампудель, – раздалось надголовой, – тебе плохо?

Я раскрыла глаза и села. У дивана стоялСережка.

– Тебе плохо? – повторил он.

– Это был сон, – пролепеталая, – сон, Лена мертва, она не могла прийти.