Учитывая, что все это происходило в 1850–1860-е годы, технологический прорыв, вызванный промышленной революцией, впервые оказал свое влияние на ход военных действий, и неудивительно, что вооруженным силам теперь повсюду приходилось решать оперативные вопросы, с которыми они до сих пор не сталкивались. Что теперь играет в битве решающую роль — пехота с ее новыми казнозарядными ружьями или артиллерия с недавно появившимися переносными стальными пушками? Насколько сильно влияет на управление военной операцией наличие железнодорожного сообщения и телеграфа? Атакующая или обороняющаяся армия получают наибольшие преимущества от появления новых технологий ведения войны?{311} Самым правильным здесь было бы, конечно, сказать, что все зависит от обстоятельств. Исход битвы зависит не только от наличия нового вооружения, но и от особенностей местности, где произошло столкновение сторон, от моральной и тактической готовности войск, от эффективности систем снабжения и бесконечного множества других факторов. Невозможно было предвидеть заранее, как могут сложиться обстоятельства, поэтому ключевым фактором было грамотное и гибкое военно-политическое управление, в том числе и военными средствами, при изменяющихся условиях. И здесь ни Габсбургская империя, ни даже Франция не могли сравниться с Пруссией.

Прусская «военная реформа» 1860-х годов, которая вскоре, по словам Бенджамина Дизраэли, переросла в «германскую революцию» в Европе, опиралась на несколько взаимосвязанных составляющих. Прежде всего на уникальную систему краткосрочной военной службы, которую «протолкнул» новый король Вильгельм I со своим военным министром, несмотря на сопротивление противников из стана либералов. Новая система предполагала трехлетнюю действительную службу, затем еще четыре года в резерве, после чего солдат переходил в категорию ландвер[33]. Таким образом, прусская армия состояла из представителей разного срока семилетнего призыва[34]. Ввиду того что любые замены были запрещены, а ландвер мог взять на себя большинство гарнизонных и «тыловых» обязанностей, такая система позволила Пруссии создать намного более многочисленную армию первого эшелона (исходя из численности населения страны), чем любая другая великая держава. И здесь важную роль играли достаточно высокий уровень образованности населения, как минимум имеющего начальное образование (по мнению большинства экспертов, быстро расширяющаяся система краткосрочной военной службы была бы вряд ли реализуема в стране неграмотных крестьян), и превосходная организация, необходимая, чтобы управлять таким большим количеством людей. В конце концов, мало было бы проку от привлечения в ряды армии полумиллиона или даже миллиона человек, если бы страна была не способна их соответствующим образом подготовить, одеть, вооружить, накормить и доставить к месту сражения. И если бы командующий армией не мог нормально взаимодействовать и управлять этими огромными массами, то вся организация была бы лишь бездумным расходованием человеческих и прочих ресурсов.

Центром управления этими силами стал прусский генеральный штаб, созданный «с нуля» в начале 1860-х годов, чтобы быть «мозгом армии» под руководством гениального Мольтке-старшего. До настоящего времени большинство армий в мирное времени состояли из боевых частей, которые поддерживались интендантскими, инженерными и прочими подразделениями. Окончательное же формирование (наполнение личным составом) армии происходило лишь с началом кампании и назначением военного руководства. В прусском варианте Мольтке привлек в свои войска самых лучших выпускников военной академии и научил их планировать кампании и быть всегда готовыми к любым возможным вооруженным конфликтам. Планы операций разрабатывались задолго до начала военных действий и периодически подвергались ревизии; результаты командно-штабных игр и маневров, как и прошлые кампании и операции других держав, тщательно изучались. Для обеспечения своевременной доставки войск и боеприпасов к месту назначения было создано специальное подразделение, отвечающее за управление прусскими железными дорогами. Кроме того, штаб Мольтке попытался научить офицеров управлять большими массами людей (как отдельным корпусом, так и целой армией), способными передвигаться и воевать независимо друг от друга, но готовыми в любой момент сойтись вместе для решающего сражения. В случае отсутствия связи со штаб-квартирой Мольтке, расположенной в тылу, у генералов всегда оставалось право брать инициативу на себя и действовать согласно заранее определенным правилам.

Вышесказанное, конечно, представляет собой идеализированную модель. Прусская армия не была столь замечательной и испытывала немало проблем во время реальных военных столкновений даже после реформ начала и середины 1860-х годов. Многие из командиров частей игнорировали советы Мольтке и совершали необдуманные атаки или путали их направление. В качестве примера можно привести Австрийскую кампанию 1866 года, где прусская армия допустила огромное количество грубейших ошибок{312}. То же самое и на тактическом уровне: приведшая к тяжелым потерям лобовая атака прусских гвардейцев при Сен-Прива — Гравелот в 1870 году представляет собой образец полнейшей глупости. Само наличие железнодорожной системы поставок еще не являлось гарантией успеха; зачастую огромные запасы формировались вблизи границ, в то время как армии, которые остро нуждались в них, были уже далеки от оборонительных рубежей. При этом нельзя было сказать, что прусский научный подход к планированию гарантировал войскам наилучшее вооружение. В 1866 году австрийская артиллерия, безусловно, доказала свое превосходство над любой другой, но в 1870 году французская игольчатая винтовка системы Шасспо была значительно лучше прочих.

Но главное состояло не в том, что прусская система не была лишена изъянов, а в том, что генштаб тщательно изучал все допущенные ошибки и в соответствии с этим корректировал подготовку, организацию, обеспечение и использование вооружения. Когда в 1866 году обнаружилась слабость имевшейся артиллерии, прусская армия тут же перешла на новые пушки Круппа, заряжавшиеся с казенной части, которые хорошо проявили себя уже в 1870 году. После возникновения серьезных задержек с поставками для улучшения железнодорожной системы была создана новая организация. Наконец, ставка Мольтке на развертывание нескольких полноценных армий, которые могли бы действовать самостоятельно, но при необходимости приходить друг другу на помощь, означала, что даже если одна армия будет разбита (как это произошло во время австро-прусской и франко-прусской войн), это не приведет к крушению всей кампании{313}.

Таким образом, быстрая победа над австрийцами летом 1866 года, которую мало кто из наблюдателей ожидал от Пруссии, была результатом целого ряда факторов. Хотя Ганновер, Саксония и другие северогерманские государства встали на сторону Габсбургской империи, дипломатия Бисмарка гарантировала, что ни одна из великих держав не вмешается в противостояние (по крайней мере, на начальном этапе). В свою очередь, это позволило Мольтке отправить три армии разными горными маршрутами, чтобы в итоге они соединились на равнинах Богемии и атаковали австрийцев у деревни Садова (Кениггрец). Теперь, по прошествии времени, исход кажется слишком предсказуем. Как минимум четверть вооруженных сил Габсбургов должна была находиться в Италии (где они не знали поражений). А для прусской системы призыва это означало, что, хотя население Пруссии было в два раза малочисленнее, чем во враждебных ей государствах, Мольтке мог развернуть у своих границ практически такое же количество войск, как у противника. Габсбургская армия нуждалась в средствах, у нее фактически отсутствовал штаб и во главе ее стоял далеко не гениальный Бенедек. И несмотря на храброе сопротивление врагу отдельных ее подразделений, они все же были разгромлены при столкновении на открытом пространстве благодаря более эффективным прусским винтовкам. К октябрю 1866 года Габсбурги вынуждены были отдать Венецию и отказаться от своих интересов в Германии, которая к тому времени уже сильно продвинулась на пути формирования (под руководством Бисмарка) Северогерманского союза{314}.