Наконец, были слабые места и в вопросах логистического и экономического характера. В те времена к югу от Москвы и в помине не существовало никаких железных дорог. Все доставлялось подводами. Таким караванам приходилось преодолевать сотни миль по степям, раскисающим в период весеннего таяния снегов и затяжных осенних дождей. Кроме того, для лошадей в столь долгом пути требовалось большое количество фуража (для транспортировки которого использовали дополнительно взятых лошадей). В итоге предпринимаемые гигантские усилия давали непропорционально мизерный результат. Союзные войска, а затем и подкрепление могли быть переброшены по морю из Франции и Англии в Крым всего за три недели, тогда как для доставки российских частей из Москвы на фронт порой требовалось до трех месяцев. Также большую тревогу у русских вызывали запасы вооружения. «В начале войны на складах находилось порядка миллиона ружей, но к концу 1855 года их осталось всего 90 тыс. А из 1656 полевых пушек в строю было только 253… Еще хуже дела обстояли с порохом и ядрами»{292}. Чем дольше длилась война, тем сильнее росло превосходство союзных армий, а организованная англичанами блокада не позволяла русской армии импортировать новое вооружение.

Но это было не единственным следствием блокады. Россия также практически лишилась возможности экспортировать зерно и другие товары (за исключением отправляемых по суше в Пруссию), а значит, и серьезного источника финансирования войны, что в итоге повлекло за собой активное наращивание государственного долга. Военные расходы, составлявшие даже в мирное время порядка 75% доходов государства, с примерно 220 млн. в рублей в 1853 году возросли в военные 1854–1855 годы почти до 500 млн. Для частичного покрытия дефицита российское казначейство заимствовало средства в Берлине и Амстердаме, что привело к падению курса рубля; оставшуюся же часть было решено покрыть за счет дополнительного выпуска бумажных денег, что вызвало огромную инфляцию и рост крестьянских волнений. Предпринятые ранее смелые попытки министерства финансов перейти на рубль, обеспеченный серебром, и запретить выпуск простых векселей (разрушивших сбалансированную финансовую систему России за время войны с Наполеоном, кампаний в Персии и Турции и подавления мятежей в Польше) в связи с Крымской войной сошли на нет. Если бы Россия продолжила бесплодную борьбу, от чего предостерегали многие выступающие на совещании с участием царя 15 января 1856 года, государство бы стало банкротом{293}. Переговоры с великими державами были единственным способом избежать катастрофы.

Однако это не означает, что для союзных армий Крымская война прошла без каких-либо последствий. Таких тоже оказалось немало. Самое интересное, что в наименьшей степени пострадала Франция, которая на сей раз смогла извлечь выгоду из собственного «гибридного» состояния: она была менее отсталой в промышленном и экономическом плане, чем Россия, и при этом более милитаризованной, чем Великобритания. Войска, отправленные на восток под командованием маршала Сент-Арно, были хорошо вооружены, закалены в боях в Северной Африке и привычны к участию в зарубежных кампаниях, их системы тылового и медицинского обеспечения были максимально эффективны для середины XIX века, так что французских офицеров по-настоящему изумляли переполненные обозы их менее опытных британских коллег. Французские экспедиционные войска были, безусловно, самыми многочисленными и сыграли решающую роль в ответственные моменты войны. В какой-то степени они восстановили свою былую воинскую славу времен Наполеона.

Однако к концу кампании Франция начала демонстрировать признаки напряженности. Хотя это была богатая страна, ее правительству в поиске средств приходилось конкурировать с железнодорожными компаниями и прочими представителями бизнеса, жаждущими получить финансирование в Credit Mobilier и других банках. Золото утекало в Крым и Константинополь, вызывая рост цен в стране, а плохие урожаи не способствовали сохранению стабильности в экономике. Хотя полные данные о военных потерях (100 тыс. человек) не были обнародованы, изначально возникший энтузиазм французов в отношении войны быстро угас. Массовые выступления против роста инфляции подкрепляли распространившееся после падения Севастополя мнение, что продолжение войны выгодно лишь англичанам, преследовавшим собственные эгоистичные и честолюбивые цели{294}. К тому времени Наполеон III и сам уже склонялся к сворачиванию военных действий: Россию «отчитали», престиж Франции был восстановлен (а знаменательная международная мирная конференция в Париже в дальнейшем еще и повысит его), и, что важно, активное участие в черноморском конфликте не слишком сильно отвлекло страну от решения германских и итальянских вопросов. Даже если существенно перекроить карту Европы в 1856 году не удалось, Наполеон определенно чувствовал, что перспективы Франции теперь намного благоприятнее, чем за все время после событий Ватерлоо. В течение следующего за окончанием Крымской войны десятилетия разногласия в «Европейском концерте» способствовали поддержанию этих иллюзий.

В свою очередь, англичане не были удовлетворены результатами Крымской войны. Несмотря на определенные реформы, армия по-прежнему оставалась отголоском эпохи Веллингтона, к тому же ее главнокомандующий 1-й барон Реглан во время войны на Пиренейском полуострове состоял адъютантом при будущем фельдмаршале и премьер-министре. Кавалерия была в полном порядке, но ее зачастую неправильно использовали (и не только под Балаклавой), к тому же ее очень трудно было развернуть при осаде Севастополя. Мало того, что англичанам пришлось иметь дело с бывалыми русскими солдатами, они оказались плохо приспособлены к условиям крымских дождей и зимних холодов, армейское медицинское обеспечение было бессильно остановить масштабное распространение в войсках дизентерии и холеры, наземного транспорта не хватало. Все это приводило к неоправданным значительным потерям и военным неудачам, вызывавшим у жителей острова негодование. Еще больше затрудняло дело то, что английская армия, как и русская, состояла из солдат, призванных на длительный срок и годных в основном для гарнизонной службы. В итоге у нее не было в резерве обученных солдат, которых можно было бы призвать в военное время. Но если русские по крайней мере могли насильственно набрать сотни тысяч новых рекрутов, то у либеральной Великобритании такой возможности не было, что ставило ее правительство в неловкое положение и заставляло активно завлекать в армию иностранных наемников, чтобы за их счет восполнить нехватку в своих войсках в Крыму. И пока англичане оставались партнером французов, у легендарного королевского флота не было ни единого шанса упрочить победы Нельсона, так как противник благоразумно увел свои корабли в хорошо защищенные гавани{295}.

Здесь можно упомянуть взрыв общественного недовольства в Великобритании после печально известных разоблачений лондонской Times, обвинившей правительство в военной некомпетентности и ужасном положении больных и раненых солдат в Крыму. Это не только привело к определенным переменам в министерстве, но и вызвало серьезные дебаты относительно трудностей, с которыми сталкивается «либеральное государство во время войны»{296}. Более того, оказалось, что все, что раньше англичане считали своими сильными сторонами: низкий уровень влияния правительства, малочисленная имперская армия, уверенность в собственном могуществе на море, ставка на гражданские свободы и свободную прессу, власть парламента и отдельных министров, — легко обернулось слабостями, когда страна ввязалась в масштабную, длительную военную операцию с сильным противником.