Произнеси Мика «коллоидная химия» – он бы точно принял ее засумасшедшую.

А в нейтральном «зачем» есть намек на то, что она все-такипонимает суть происходящего и готова поддержать разговор.

– Хотел тебя увидеть, – он действительно улыбаетсяМике, без всяких «кажется».

– Зачем?

– Не знаю. Не могу объяснить. Просто так.

– Просто так ничего не бывает, – одеревеневшиегубы Мики произносят чудовищную банальность, лучше бы они превратились вустриц!

– Ну хорошо, – соглашается этот парень. – Я заехалк тебе по-родственному. Так – устроит?

– Так – да. – Мике хочется не просто плакать –рыдать: «по-родственному» – вот задница, и зачем только она потребовалауточнения? – Так устроит.

– Вот и замечательно.

– Как ты меня нашел?

– В городе есть только один кабачок под названием «Нольза поведение». Так что найти его и тебя заодно, было несложно.

Он ни словом не обмолвился о том, что адресок «Ноля» емувполне могла спустить психопатка Васька. Ведь она тоже подвизается в Микиномресторане, варит самый бездарный в городе кофе и только Микиной милостью до сихпор не вылетела с работы. Что заставляло Мику столько лет опекать психопатку,сносить все ее буйства? Даже версия «я делала это в память о покойныхродителях» не выдерживает никакой критики.

То, чем она занималась все эти годы, иначе как помутнениемсознания не назовешь.

Надо остановиться.

– Что теперь? – спрашивает Мика.

– Я рад тебя видеть.

– Я тоже рада.

Мика говорит правду, но не всю. Проклятый «Фольксваген» досих пор наполовину перекрывает этого парня и его мопед, а она рада и половине.Она была бы рада и волоску, слетевшему с его головы, и случайно выпавшему изего кармана жетону на метро.

Впрочем, вряд ли этот парень ездит на метро.

У него есть мопед – самое волнующее, самое восхитительноесредство передвижения в мире. Ни один воздушный шар с ним не сравнится, ни одингоночный автомобиль, ни один дирижабль, ни один аэростат, ни одна собачьяупряжка, ни один космический челнок. Очутиться в седле мопеда, его мопеда, вотчего Мика жаждет больше всего.

– Ты уже закончила работу?

– Да.

– Может быть, у тебя найдется время для меня?

– В каком смысле? – Мика близка к обмороку.

– В прямом. Мы могли бы прокатиться… Погулять… Выпитькофе.

– Я не пью кофе, – и как у нее только вырваласьподобная крамола? Все из-за психопатки, она варит кофе, который невозможновзять в рот; кофе в сознании Мики с давних пор ассоциируется только с Васькой,вот и получился прокол.

– А вино?

– Я не пью кофе, но если ты довезешь меня до дома…

Очередная, и, может быть, самая большая глупость, сказаннаяМикой за сегодняшний вечер. «Довезешь до дома», ну что она за дебилка! До домане больше пяти минут езды, что она будет делать потом?..

– Согласен.

Этот парень не двигается с места, следовательно, Мика самадолжна подойти к нему. И неизвестно, сколько времени займет дорога и по какойместности она будет проходить. Наверняка украшенной живой изгородью из цветущихорнаментов татуировок этого парня. Уставленной статуями Будды, увенчаннойпагодами. О птицах, парящих над местностью, тоже не стоит забывать. Они некакие-нибудь холодные (гентские, утрехтские, антверпенские), они – теплые.

Южные.

Из всех южных птиц на память приходят только ибисы, но иэтого будет вполне достаточно.

Мопед этого парня прекрасен.

В молочном свете надвигающихся сумерек он отдает синевой:глубокой, чистой, ничем не замутненной синевой. Вторжение хромированных деталейне опаснее вторжения перистых облаков в летний полог неба, а на корпусе мопедапросматривается стилизованное изображение Мирового Червя. Мика читала о нем вкупленных за бешеные деньги ротапринтных изданиях: в кольцах Мирового Червязаключено все сущее, он – всему начало и всему конец.

У Мики на этот счет нет никаких возражений.

– Красивый рисунок, – говорит она.

– Аэрография, – объясняет этот парень. – Я сам ееделал.

– Здорово.

На самом деле, известие о том, что этот парень еще италантливый художник, не слишком потрясает Мику: она и так потрясена допоследней возможности, и сил на дополнительное восхищение у нее почти неосталось.

– Ну что же ты? Садись! – ему уже не терпитсятронуться с места.

– Седло, – осторожно замечает Мика.

– С ним что-то не так?

– Нет, но… Мне кажется, оно слишком маленькое. Нерассчитанное на двоих. Нам не уместиться…

– Пустяки. Мы поместимся. Просто тебе придетсяпридвинуться ко мне поближе. Если ты, конечно, не возражаешь.

– Нет. Я не возражаю, нет.

Это самое потрясающее мопедное седло в мире.

Всего лишь приблизившись к нему, Мика ощущает острый запахтолько что выделанной кожи: эта кожа – из тех кож, которые невозможно купить вмагазине или достать по случаю, такие кожи везут через границу контрабандой,рискуя схлопотать срок. Их обрабатывают не мужчины и не женщины, а дети; онидолго и тщательно, нежными маленькими пальцами полируют и мнут кожу после того,как она вымочена и высушена. Вообще-то Мика против использования рабскогодетского труда, но в этом исключительном случае от принципов можно и отступить.

Кожа на седле огненно-коричневая, прошитая светлыми нитками,в ней нет ни одного изъяна.

Едва не теряя сознание, Мика устраивается позади этого парняи обхватывает его талию горячими руками.

– Придвигайся плотнее, – советует он, заводямопед. – Не бойся, я не кусаюсь.

– Я не боюсь.

– Ну что, поехали?

– Да.

Мимо Мики проплывают «мерин», «лексус» и «трабант»,велосипед Виталика приветствует ее маслянистым блеском спиц: приветствует и тутже говорит: пока-пока, мучачос, повеселитесь хорошенько и не забудьте сходитьна «KillBill», да хранит вас Черная Мамба.

Мика все крепче и крепче прижимается к телу этого парня;единственное, что беспокоит ее, кроме неожиданной близости с ним, – судьбашести жестянок со специями. Полиэтиленовый пакет с жестянками висит у Мики насгибе локтя, он ничем не закреплен, по нему то и дело хлещет теплый асфальтовыйветер – вот и мучайся теперь, вот и следи, как бы чего не вывалилось по дороге.

– Ну что, домой? – не оборачиваясь, спрашивает этотпарень.