- Проходите, пожалуйста, в комнату отдыха, но я могу пустить только двоих…

Я сделала знак Эрику, и он без возражений остался на лестничной клетке.

В комнате отдыха, похожей на полупустой школьный класс с разбросанными тут и там казенными столами и скрипящими стульями, мы были не одни: толстая больная в распахивающемся халате сосредоточенно жевала яблоко и еще несколько человек тихо беседовали в сторонке. Привели Софью Сергеевну, которая оказалась сухонькой седовласой старушкой и со слезами бросилась в объятия дочери.

Больше всего она переживала, что ее «взяли» без очков и палочки - без нее ей было трудно ходить; я не стала объяснять, что палочку ей все равно бы не оставили. В комнату вошла еще одна пациентка, худая и долговязая, с осветленными волосами, собранными на затылке в неопрятную метелку; Софья Сергеевна вздрогнула и постаралась спрятаться за нас с Алевтиной:

- Вот эта, с хвостом, - она сегодня ночью пыталась меня задушить!

- Мама, подожди немного, мы тебя вытащим, может быть, уже завтра…

- Заберите меня отсюда!

Я подошла к двери и выглянула в коридор; фигур в белых халатах в обозримом пространстве не было - путь был свободен.

- Софья Сергеевна, Тина, - быстро! Бежим!

Алевтина смотрела на меня дикими глазами, но тем не менее помогла мне дотащить маму до двери, которую я открыла своей гранкой.

Я никогда не выхожу из дома без этого столь необходимого ключика, он всегда со мной - в кармане халата, в пальто или в сумочке. С тех пор как студенткой пятого курса я, опаздывая на лекцию, в спешке умудрилась захлопнуться в предбаннике одного из корпусов старинной питерской психушки и просидела там минут двадцать, пока меня не освободила случайно проходившая и очень удивившаяся медсестра, я с гранкой почти не расстаюсь. Я открывала с ее помощью туалеты в поездах дальнего следования; один раз я даже таким образом незаконно вскрыла дверь в актовом зале Дома медика и попала на спектакль прямо посреди действия. И сегодня она мне тоже пригодилась.

Я затолкала Софью Сергеевну в угол площадки, за стоявший там шкаф-развалюху, Эрика поставила к ней спиной, чтобы тот ее заслонил в случае, если кто-то появится на лестнице, и велела ей быстро переодеваться. Растерянная Алевтина пыталась ей помочь, но только мешала, не в силах справиться со своими нервами - как боятся нарушить закон наши нормальные законопослушные граждане, даже если только таким образом можно исправить беззаконие! К тому же она позабыла взять с собой кроссовки.

- Ничего, Софья Сергеевна, дойдете и в больничных тапочках, - я взяла на себя командование операцией. - А вы, Тина, мне нужны, пишите расписку, что взяли маму домой, - и я, протянув ей заранее приготовленные лист бумаги и ручку, продиктовала текст.

Эрик смотрел на меня во все глаза: до него только сейчас дошло, что все это было продумано заранее. А я, грубо нарушив корпоративную солидарность - подумать только, я собиралась похитить больную (пусть даже здоровую) из психушки! - хотела хотя бы частично искупить свою вину: конечно, дежурной медсестре и так влетит, но пусть они хотя бы не тратят часы на напрасные поиски пропавшей пациентки.

Софья Сергеевна переоделась фантастически быстро - но еще больше она нас удивила чуть позже, когда все было готово к побегу: она бросилась вниз по лестнице с такой скоростью, что мы за ней не успевали - и это с ее не до конца зажившим переломом! На первом этаже мы ее слегка притормозили, чтобы со стороны выглядеть как простые посетители, и привратнице не вздумалось нас задержать. На улице же Тинина мать, прихрамывая, и вправду побежала, и мы поддерживали ее под руки, чтобы она не упала.

- Помедленнее, - умоляла я. - Это территория больницы, бегущие люди туг вызывают подозрение.

Я знала, что вряд ли Софью Сергеевну так быстро хватятся, и погоня маловероятна, но все-таки чем черт не шутит…

- Надо было подъехать на машине прямо к корпусу, - сказал детектив, подхватывая старушку в тот момент, когда она споткнулась о выступающий булыжник и, издав непроизвольный стон, чуть не упала.

- Ты что, с ума сошел? (Я чуть не позабыла, что мы в сумасшедшем доме.) Что бы мы делали, если бы ворота закрыли?

Когда мы наконец уселись в Эрикову шестерку и он сказал:

- Мне кажется, Лида, что ты ошиблась в выборе профессии. Твое призвание - киднеппинг; и вообще, ты была бы гениальной преступницей, - в его голосе слышалось восхищение.

Но мне в ту минуту было не до комплиментов. Выяснилось, что растерявшаяся и перепуганная Тина - уж она-то была бы никуда негодной злоумышленницей - прихватила с собой не только расписку-признание, но еще и больничный халат; это было бы не так страшно, если бы в кармане его не лежали очки, одолженные Софье Сергеевне соседкой по палате.

- Я вернусь и оставлю вещи у входа в отделение, - с готовностью, но дрожащим голосом предложила она.

Я смерила ее взглядом: нет, в ее лихорадочном состоянии она могла только наделать глупостей. Непререкаемым тоном я произнесла:

- Тина, вас поймают и будут пытать, а вы этого не выдержите. Я сама сделаю все, что надо. А ты, Эрик, отъезжай от ворот и остановись где-нибудь на той стороне улицы. Тут мы уже вне больничной территории и никто, Софья Сергеевна, - слышите, никто! - не сможет вас поймать и водворить обратно - тем более, что с вами Эрик, он не даст вас в обиду. Ждите, я скоро вернусь, - это был настоящий приказ. Интересно, может, я гожусь на роль не просто рядовой разбойницы, но и главаря банды?

Я выскочила из автомобиля и, сжимая в руках злополучную расписку и очки, снова направилась к больничным зданиям. Как-то незаметно на смену лету, почти минуя осень, пришла зима, и лютый ветер сдувал последние пожухшие листья с деревьев.

Наверное, именно поэтому в саду практически никого не было - ни прогуливавшихся больных, ни их родственников, как это обычно бывает по воскресеньям в хорошую погоду. Я в своем роскошном пальто была чересчур заметна, но зато мне было тепло. Впрочем, очень скоро мне стало жарко, и даже слишком: по боковой тропе к главной аллее, по которой я шла, двигалась небольшая процессия: больные в выцветших ватниках поверх больничных пижам тащили бревно, как Ленин с членами ЦК на субботнике; их было человек шесть. «Трудотерапия», - подумала я; они шли мне наперерез, и я ускорила шаг, чтобы успеть проскочить перед ними. Увы, они тоже ускорили шаг… Я увидела лицо того, кто был впереди: усмехающаяся дикая маска с узкими разрезами глаз и полуоткрытым слюнявым ртом со вздернутой верхней губой; он встретился со мной взглядом, широкий рот его расползся в ухмылке и стал еще шире, и со странным звуком «Ы-ыых!» он, резко повернув, заставил свое воинство гнаться прямо за мной… Я побежала, побежала изо всех сил - что мне еще оставалось? - я позорно уносила ноги от моих любимых душевнобольных. Тем не менее что-то профессиональное во мне еще оставалось: например, у меня промелькнула мысль о том, что хоть предводитель бревноносцев и выглядит как страдающий синдромом Дауна, он для этого слишком силен - если бы у него действительно было это хромосомное заболевание, он был бы значительно меньше и слабее… Я свернула с аллеи, надеясь укрыться в каком-то невзрачном кирпичном строении у самого забора; наверное, я сделала ошибку, потому что франтоватые каблуки, проваливавшиеся в грязь и опавшую листву, замедлили мое продвижение. Во всяком случае, больные с бревном догнали меня метров за десять до спасительной гавани и в каком-то метре от меня снова резко изменили направление движения; с воплем «Иэ-эх» и идиотским смехом они продолжили свой путь, оставив меня в растерзанных чувствах.